35 
— Сколько нужно наркотиков, чтобы набить такой чемодан!
— Да, нам пришлось-таки раскошелиться.
Переложив в сейф содержимое стола, она проворно убрала в ящики пожитки Руди.
— Рубашки немного помнутся, — заметила она, — что поделаешь.
— Ну и пусть мнутся.
— А это что такое? — спросила она, беря карточки, которые он утром с таким пристрастием рассматривал.
— Моя агентура.
— Вы оставляете карточки на столе?
— Ну, на ночь я их запираю.
— У вас довольно туманное представление о конспирации. — Она взглянула на одну из карточек. — Кто такая Тереса?
— Танцовщица, она танцует голая.
— Совсем голая?
— Да.
— Вам повезло… Лондон хочет, чтобы связь с агентами я взяла на себя. Вы меня как-нибудь познакомите с Тересой, когда она будет не совсем голая?
Уормолд сказал:
— Не думаю, чтобы она захотела работать на женщину. Вы же их знаете…
— Нет, не знаю. Это вы их знаете. А, вот инженер Сифуэнтес. Лондон о нем очень высокого мнения. Что ж, и он, по-вашему, не захочет работать на женщину?
— Он не говорит по-английски.
— А что, если мне брать у него уроки испанского? Это была бы неплохая маскировка. Он такой же красивый, как Тереса?
— У него на редкость ревнивая жена.
— Ну, с женой-то я, наверно, справлюсь.
— Конечно, глупо ревновать человека в таком возрасте.
— А сколько ему лет?
— Шестьдесят пять. К тому же у него брюшко, так что ни одна женщина на него и смотреть не станет. Если хотите, я спрошу у него насчет уроков.
— Это не к спеху. Можно и подождать. Начну, пожалуй, с другого. Профессор Санчес. Когда я была замужем, мне приходилось иметь дело с интеллигентами.
— Он тоже не говорит по-английски.
— Ну, он-то наверно знает французский. А моя мать была француженка. Я свободно говорю на двух языках.
— Не знаю, как у него обстоит дело с французским. Я выясню.
— Послушайте, вам не следовало бы заносить все эти имена на карточки en clair [25]. Представьте себе, что вами заинтересуется капитан Сегура. Мне бы не хотелось, чтобы с брюшка инженера Сифуэнтеса содрали кожу для портсигара. Просто запишите какие-нибудь приметы под их номерами, чтобы легче было запомнить: 59200 дробь пять дробь три — ревнивая жена и брюшко. Я перепишу все карточки, а старые сожгу. Черт? Где у нас целлулоид?
— Целлулоид?
— Ну да, чтобы побыстрее жечь бумаги. Ах, должно быть, Руди засунул его в рубашки.
— Сколько вы возите с собой всякой дряни.
— Теперь нам надо оборудовать темную комнату.
— У меня нет темной комнаты.
— В наше время их нет ни у кого. Я была к этому готова. Вот шторы и красный фонарь. Ну, и, конечно, микроскоп.
— Зачем нам микроскоп?
— Для микрофотографии. Видите ли, если случится что-нибудь действительно срочное, о чем нельзя будет сообщить в телеграмме, а Лондон ждет от нас непосредственных донесений, минуя Кингстон, — это сэкономит время. Микрофотографию можно послать обыкновенным письмом. Вы приклеиваете ее вместо точки, а там письмо держат в воде, пока точка не отклеится. Вы ведь, наверно, пишете домой? Деловые письма посылаете?
— Деловые письма я посылаю в Нью-Йорк.
— А друзьям или родственникам?
— За последние десять лет я как-то ото всех оторвался. Кроме сестры. Впрочем, к рождеству я посылаю поздравительные открытки.
— А если нам некогда будет ждать рождества?
— Иногда я посылаю марки маленькому племяннику.
— Вот-вот, как раз то, что надо! Можно наклеить микрофотографию на оборотную сторону одной из марок.
Руди поднимался по лестнице, сгибаясь под тяжестью складной кровати, и картина на этот раз была добита окончательно. Беатриса и Уормолд вышли в соседнюю комнату, чтобы освободить ему место; они уселись на кровать Уормолда. Послышался стук и лязг, потом что-то разбилось.
— Руди у нас такой неуклюжий, — сказала Беатриса. Окинув взглядом комнату, она добавила: — Ни одной фотографии. Никаких следов личной жизни.
— Да, мне в этом смысле нечем похвастать. У меня вот только Милли. И доктор Гассельбахер.
— Лондон не одобряет доктора Гассельбахера.
— А ну его к черту, ваш Лондон, — отозвался Уормолд. Ему вдруг захотелось рассказать ей о разгроме, учиненном в квартире доктора Гассельбахера, и о конце его бесплодных опытов. Он сказал: — Такие люди, как ваши дружки в Лондоне… Простите. Вы ведь одна из них.
— И вы тоже.
— Да, конечно. И я тоже.
35 
