55 
— Вряд ли вы мне поверите, капитан, но Сифуэнтес не был моим агентом.
— Нет, почему же, я вам верю. Я думаю, что вами хотели воспользоваться для отвода глаз или же как манком — знаете, такая деревянная уточка, на которую приманивают диких уток. — Он допил свой «дайкири». — Это мне на руку. Я сам люблю подстерегать диких уток, откуда бы они ни прилетали. Они презирают бедных туземных стрелков, но в один прекрасный день, когда они спокойно рассядутся, вот тогда я поохочусь вволю.
— Как все сложно в этом мире. Куда проще, по-моему, продавать пылесосы.
— Дела идут, надеюсь, хорошо?
— О да, спасибо.
— Я обратил внимание на то, что вы увеличили свой штат. У вас прелестный секретарь — та дама с сифоном, ее пальто никак не желало запахиваться, помните? И молодой человек.
— Мне нужен счетовод. На Лопеса положиться нельзя.
— Ах да, Лопес… Еще один ваш агент. — Капитан Сегура засмеялся. — Так, во всяком случае, мне было доложено.
— Ну да, он снабжает меня секретными сведениями о нашей полиции.
— Осторожнее, мистер Уормолд! Лопес принадлежит к тем, кого можно пытать. — Оба они посмеялись, допивая свои «дайкири». В солнечный день легко смеяться над пытками. — Мне пора идти, мистер Уормолд.
— У вас, наверно, все камеры полны моих шпионов.
— Место еще для одного всегда найдется; на худой конец можно кое-кого пустить в расход.
— Я все же, капитан, как-нибудь обыграю вас в шашки.
— Сомневаюсь, мистер Уормолд.
Он видел в окно, как Сегура прошел мимо серой статуи Колумба, будто вырезанной из пемзы, и направился к себе в управление. Тогда Уормолд заказал еще одно даровое «дайкири». Гаванский клуб и капитан Сегура заменили «Чудо-бар» и доктора Гассельбахера — это была перемена, с которой приходилось мириться. Назад ничего не вернешь. Доктора Гассельбахера унизили в его глазах, а дружба не терпит унижения. Он больше не видел доктора Гассельбахера. В этом клубе, как и в «Чудо-баре», он чувствовал себя гражданином Гаваны. Элегантный молодой человек, который подавал «дайкири», и не пытался всучить ему, словно какому-нибудь туристу, бутылку рома из тех, что стояли на стойке. Человек с седой бородой, как всегда в этот час, читал утреннюю газету; забежал почтальон, чтобы на пути проглотить бесплатную рюмку спиртного, — все они, как и он, были гражданами Гаваны. Четверо туристов весело вышли из бара с плетеными корзинками, в которых лежали бутылки рома; они раскраснелись и тешили себя иллюзией, что напились даром. Он подумал: «Они иностранцы, их-то, конечно, не пытают».
Уормолд слишком быстро выпил свой «дайкири», так что у него даже глаза заслезились; он вышел из клуба. Туристы, перегнувшись, заглядывали в колодец семнадцатого века; они побросали туда столько монет, что могли дважды заплатить за свои коктейли; зато они наворожили себе, что еще раз побывают в этих благословенных местах. Его окликнул женский голос и он увидел Беатрису, которая стояла между колоннами аркады, возле антикварной лавки, среди трещоток, бутылей из тыквы и негритянских божков.
— Что вы здесь делаете?
Она объяснила:
— Я всегда волнуюсь, когда вы встречаетесь с Сегурой. На этот раз мне хотелось удостовериться…
— В чем?
Может быть, она, наконец, стала подозревать, что у него нет никаких агентов? Может быть, она получила инструкции следить за ним — из Лондона или от 59200 из Кингстона? Они пошли домой пешком.
— В том, что это не ловушка и что вас не подстерегает полиция. С агентом-двойником не так-то легко иметь дело.
— Зря вы беспокоитесь.
— Вы слишком неопытны. Вспомните, что произошло с Раулем и Сифуэнтесом.
— Сифуэнтеса допрашивала полиция. — Уормолд добавил с облегчением: — Он провалился, теперь он нам больше не нужен.
— А как же вы тогда не провалились?
— Он ничего не выдал. Вопросы задавал капитан Сегура, а Сегура — один из наших. Мне кажется, что пора выплатить ему наградные. Он сейчас составляет для нас полный список иностранных агентов в Гаване — и американских, и русских. «Дикие утки», как он их называет.
— Ну, это большое дело. А сооружения?
— С ними придется повременить. Я не могу заставить его действовать против своей страны.
Проходя мимо собора, он, как всегда, бросил монету слепому нищему, сидевшему на ступеньках. Беатриса сказала:
— На таком солнце жалеешь, что ты и сам не слепой.
В Уормолде проснулось вдохновение. Он сказал:
— Вы знаете, а он ведь на самом деле не слепой. Он все отлично видит.
55 
