Особенно,... 
87 
— В вечном пекле, — пояснила свою мысль Пенеола. — Для нас с Вами эта жизнь — жизнь после смерти. Мы бессмертны и бесплодны. Есть время, чтобы подумать, сделать выводы, и, в конце концов, устать от вечного существования. Мы как будто на поверхности самого Амира: расплачиваемся за грехи и только потом уходим навсегда. Для народа ami I-ho — родной дом. Но они не пытаются его изменить, потому что для них этот дом всегда был таким. Куда уходят они после смерти, я не знаю, но надеюсь, что в Мир, где есть день и ночь. Так что, для народа ami Сатрион — это I-ho, а для меня лично — чистилище. И в моем представлении в чистилище не должно быть комфортно.
— Видно, много у тебя грехов, за которые ты бы хотела расплатиться, — ответила Имайя.
— Больше, чем у тебя, — улыбнулась Пенеола, глядя куда-то за спину Имайи. — Однажды, я пыталась посчитать, скольких человек приговорила. А потом поняла, что эта затея не имеет смысла.
— И ты никогда не задумывалась, почему убиваешь их? — спросила Имайя.
— Я верила, что сражаюсь за правое дело. Наверное, это меня оправдывает.
— Мы тоже убиваем… — вступил в разговор Кейти. — Приговариваем души. Думаешь, это тоже грех?
— Все зависит от того, как вы сами к этому относитесь.
— А ты как к этому относишься?
— Я? — Пенеола немного удивилась. — Я принимаю тот факт, что дождь в пустыне необходим. Но убийство тех, кому суждено жить здесь, пусть даже вечность, — грех.
— Тем не менее, ты готова грешить и дальше! — не унималась Имайя.
— Если кто-то попытается отнять у меня жизнь — да. Если кто-то замахнется на невинных — тоже. Кто-то должен брать на себя ответственность и грешить, чтобы у других был шанс этого не делать.
— Интересная позиция, — хмыкнула Имайя. — Особенно, для военной преступницы.
— Я тоже военный преступник для Ассоциации, — произнес Райвен. — И что из этого?
— Вы — это другое дело!
— Почему?! — в один голос выступили Райвен и Кейти.
Они переглянулись между собой, и Райвен положил приборы на тарелку, отодвигая ее от себя.
— Я убил стольких, — продолжил Райвен, — что Айрин с ее «стажем» может отдыхать в джакузи, пока я буду плавиться на углях, чтобы подогреть в нем воду.
— Все равно я не могу понять, каким нужно быть человеком, чтобы заработать себе прозвище «Черная Кайдис», — не унималась Имайя.
Пенеола засмеялась и облокотилась о стол.
— Нужно всего-то носить маску на изуродованном лице и пилотировать военные корабли чуть лучше, чем все остальные.
— Думаю, причина не только в этом…
— Тогда, в чем, по-твоему?
— Тебе нравилось то, что ты делала. А когда человек входит в раж, остальных это пугает.
— Я дала обет служить Ассоциации и сдержала его, в обличие черной смерти, пожиная урожай с полей войны, которую развязал Гвен! И если ты пытаешься мне сказать, что я далеко не хороший человек, можешь себя не утруждать: я это и сама знаю!
— Никто не говорит, что ты — плохой человек, — вступился Кейти. — Просто, Имайе тяжело принять правду о том, что ты воевала не за МВС, а за Ассоциацию.
— Знаешь, рядом со мной служило очень много достойных людей, — продолжила Пенеола. — Они убивали, но и ценой собственной жизни спасали остальных. Я понимаю, что когда война будет окончена, никто не вспомнит их имен и не скажет им «спасибо». Их назовут «военными преступниками» и казнят. А их семьи будут носить позор на своем роду, пока не сменится несколько поколений. На войне не бывает «хороших» и «плохих». Только «свои» и «чужие». А тебе, — Пенеола указала пальцем на Имайю, — я дам один совет: не стоит вести полемику на темы, о которых ты практически ничего не знаешь. Запомни: и в МВС, и в Ассоциации к тем, кто прохлаждается в тылу, относятся одинаково, то есть «никак».
— Ты назвала меня «тыловой крысой»? — возмутилась Имайя.
— Нет, «тыловая крыса» — это тот, кто прячась за спинами остальных, умудряется еще и гадить.
Райвен начал смеяться:
— Имайя, я тоже полагаю, что тебе не стоит полемизировать на тему войны во Внешнем Мире. Айрин в любом случае найдет, что тебе ответить.
— Я не искала в Вашем лице, адмирал, заступника, — сделала замечание Пенеола и откинулась на спинку стула, складывая руки на груди.
— Сколько же в тебе пафоса и высокомерия? — произнесла Имайя, отворачиваясь в сторону.
87 
