27 
— О, Даниэлла обожает костры, поэтому Тернер на машине едет за двести миль, чтобы привезти дрова, — объяснила Эбби.
Этот поступок Тернера стал для Шейлы новым откровением, и она вдруг ясно увидела, что за суровыми и бесстрастными чертами лица этого мужчины скрывалась глубокая, нежная и огромная, как просторы Монтаны, душа. От этой мысли на ее глаза навернулись слезы.
— Ты скоро выйдешь? — спросила Эбби.
— Как только закончу работу.
— Я жду не дождусь, когда услышу твои песни.
— Они просто ужасны. Это самое худшее, что я когда-либо сочиняла.
Шейла закончила песни для Хэллоуина, но ее преследовала другая песня, постоянно вторгаясь в ее мысли. Шейла знала, что не успокоится, пока не запишет ее.
Она достала свой секретный листок, распрямила его и прочла то, что было написано, а затем добавила еще несколько строк.
Шейла перечитала то, что написала, покачала головой, удивляясь своим глупым фантазиям, и снова спрятала сочинение среди других бумаг.
Она взяла жакет, положила в карман кассету и вышла из дома. Все обрадовались ей, как будто Шейла была членом их семьи.
А есть ли у нее вообще родной дом и семья?
Тернер предложил ей плетеное кресло рядом с ним, и Шейла села в него. Огонь жарко потрескивал, на огромном небе Монтаны мерцали яркие созвездия, каких она никогда раньше не видела.
— Слава богу, что ты пришла, — пробормотал Тернер. — Даниэлла угрожала научить Ники «Девяноста девяти пивным бутылкам на стене».
— Тогда он наверняка несколько недель подряд издевался бы над нами, — согласилась Шейла с притворным ужасом. — Возможно, несколько месяцев.
— Ты недооцениваешь моего племянника. Он использовал бы это оружие по крайней мере до своего восемнадцатилетия.
— Не шепчитесь. У вас есть какая-то тайна? — поинтересовалась Даниэлла.
— Да. Секретная песня.
У Шейлы замерло сердце. Как он мог узнать об этом? Неужели листок выпал из ее блокнота?
Но это оказалось случайным совпадением.
— Она собирается спеть ее прямо сейчас, правда, Шейла? — ласково спросил Тернер.
— О, да, спой свои песни для Хэллоуина, — настаивала Даниэлла.
— Ники будет ковбоем на Хэллоуин, — заявил Ники, украдкой бросив на Тернера восхищенный взгляд. — Шейла, пой сейчас же.
И она запела.
Дети пришли в восторг от ее песен. Шейле пришлось спеть каждую песню несколько раз, только тогда они успокоились.
Настало время ложиться спать.
Шейла взглянула на палатку. И зачем она согласилась переночевать в ней? Под одной крышей с Тернером. И теперь их не будут разделять ни стены, ни двери. Господи, и в чем спит такой мужчина?
Шейла пошла с Ники в дом и помогла ему надеть пижаму.
— Хочешь взять с собой Ральфа? — спросила Шейла, неожиданно вспомнив, что давно не видела вязаного динозавра в руках малыша.
— Нет. Теперь у Ники есть настоящие друзья.
Шейла попыталась обнять его, но Ники выскользнул из ее объятий и выскочил за дверь.
Теперь надо подумать, что ей надеть для сна. У нее была ночная рубашка, но, взглянув на нее, Шейла вдруг почувствовала отвращение.
Шейла неохотно вышла из дома. На улице теперь заметно похолодало.
Она проскользнула в палатку.
Тернер уже сидел там. Его лицо озарял свет карманного фонарика.
— Ники спит здесь, — заявил Ники. — Даниэлла здесь, а Шейла здесь.
— Значит, ты будешь спать в окружении своих любимых девушек, — сказал Тернер и принялся разворачивать спальные мешки.
Помогая ему, Шейла подумала, что они с Тернером похожи на родителей, заботливо укутывающих детей в спальные мешки.
И на нее вдруг нахлынула такая острая тоска, что захватило дух.
Когда дети угомонились и спокойно лежали в своих спальных мешках, Шейла и Тернер наконец взглянули друг на друга.
Ей хотелось, чтобы он тоже укутал ее в спальный мешок и еще раз поцеловал.
Но Шейла не увидела в его глазах ответного желания.
— Спокойной ночи, — застенчиво сказала она.
Тернер выключил фонарик, и палатка погрузилась в темноту.
— Спокойной ночи, — ответил он.
Шейла подумала, что не заснет сегодня.
Она всегда плохо спала, так как днем получала массу впечатлений, а ночью мысли о происшедшем за день не давали уснуть и мучили ее.
Но здесь Шейла спала как убитая и ничего не чувствовала…
Хорошенькое дельце, думал Тернер и, закинув руки за голову, напряженно вглядывался в потолок палатки. Но разве не он сам подал эту глупую идею?
27 
