ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  20  

– Надо бы в подвал,– сказал я. – Там твоя хозяйка. Не могу я видеть чужих. В такую минуту приходит нежность ответственности, и ты забываешь, что ты – только любовник, не отвечающий ни за что. Я сказал:

– Может, ее и нет Пойду посмотрю.

– Не ходи,– сказала Сара.– Пожалуйста, не ходи.

– Я на минутку.

Мы говорили так, хотя и знали, что минутка может обратиться в вечность. Я надел халат, взял фонарик. Он не был мне нужен, небо уже посерело, и я видел в полумраке Сарино лицо.

Она сказала:

– Ты поскорей.

Сбегая по ступенькам, я услышал жужжание, потом наступила тишина. Мы еще не знали, что это самое опасное, тут надо быстро ложиться, и подальше от стекол. Взрыва я так и не слышал, а через пять секунд или через пять минут очнулся в другом мире. Я думал, что я стою, и удивился, почему так темно. Кто-то вдавливал мне в щеку холодный кулак, во рту было солоно. Сперва я ощутил только усталость, словно я долго шел. О Саре я не помнил, ничего не боялся, не сомневался, не ревновал, не испытывал ненависти – разум мой стал белым листом бумаги, на котором кто-то сейчас написал весть о радости. Я был уверен, что память вернется, а весть останется, я буду счастлив.

Но память вернулась иначе. Сначала я понял, что лежу на спине, а надо мной, закрывая свет, висит входная дверь, какие-то обломки держат ее чуть повыше моего тела. Как ни странно, потом оказалось, что я весь в ссадинах, словно меня ранила ее тень. В щеку впивалась фарфоровая ручка, она и выбила два зуба. Тут я вспомнил Сару и Генри и страх, что кончится любовь.

Я вылез из-под двери и отряхнулся. Я крикнул, но в подвале никого не было. Сквозь разбитую дверь я видел серый утренний свет, за порогом было как-то слишком пусто – и я понял, что исчезло большое дерево, да так, что и ствола не осталось. Довольно далеко дежурные свистели в свистки. Я пошел наверх. Первый пролет был усыпан штукатуркой, перила обваливались, но дом, по тогдашним понятиям, не слишком пострадал, удар пришелся по соседнему. У меня была распахнута дверь, я из коридора увидел Сару, скорчившуюся на полу, и подумал, что это от страха. Она была до нелепости юной, как голая девочка. Я сказал:

– Рядом упало.

Она быстро обернулась и испуганно воззрилась на меня. Я не знал, что халат в клочьях, весь белый от штукатурки, и волосы белые, а лицо в крови.

– О Господи! – сказала она.– Ты живой.

– Ты как будто разочарована.

Она встала и пошла туда, где лежала одежда. Я сказал:

– Зачем уходить сейчас? Скоро отбой.

– Мне надо идти,– – сказала она.

– Две бомбы не падают в одно место,– сказал я машинально, ибо знал, что это просто поверье.

– Ты ранен.

– Два зуба выбило, вот и все.

– Иди, я тебя умою.

Она оделась раньше, чем я успел возразить ей,– в жизни не видел женщины, которая бы так быстро одевалась,– и медленно, бережно умыла меня.

– Что ты делала на полу? – спросил я.

– Молилась.

– Кому это?

– Чему-то, что, может, и есть.

– Лучше бы пошла вниз.

Меня пугала такая серьезность. Я хотел раздразнить Сару.

– А я ходила,– сказала она. Не слышал.

– Там никого не было. Я тебя не видела, пока не заметила руку. Я думала, ты убит.

– А ты бы проверила.

– Я хотела проверить. Дверь не могла поднять.

– Там был зазор. Она меня не придавила.

– Никак не пойму. Я точно знала, что ты мертвый.

– Тогда и молиться не о чем, верно? – дразнил я ее.– Разве что о чуде.

– Когда надежды нет,– сказала она,– и о чуде помолишься. Чудеса ведь бывают у несчастных, а я была несчастна.

– Не уходи до отбоя.

Она покачала головой и вышла из комнаты. Я проводил ее вниз и, сам того не желая, стал донимать ее:

– Сегодня придешь?

– Нет, не могу.

– А завтра?..

– Генри вернется.

Генри, Генри, Генри – это имя вечно мешало радоваться, или смеяться, или любить, напоминая, что любовь смертна, что побеждают привычка и привязанность.

– Ты не бойся,– сказала она,– любовь не кончается… И почти два года прошло, пока я не встретил ее и она не вскрикнула: «Вы?»

После этого я, конечно, еще надеялся. Когда не отвечал телефон, я думал, что это случайность; когда же через неделю я встретил служанку и узнал, что Майлзы уехали куда-то в деревню, я сказал себе, что в военное время письма часто теряются. Утро за утром слышал я, как кладут почту в ящик, и нарочно сидел наверху, пока все не принесет хозяйка. Письма я не разбирал, откладывал разочарование, берег надежду. Я читал их по порядку и, только дойдя до последнего, убеждался, что от Сары ничего нет. Потом я кое-как жил до четырехчасовой почты, и все, опять начиналась ночь.

  20