— Интересное место, не правда ли? И если вы вглядитесь в лица местных жителей, вы увидите многих с характерными чертами Стюартов. Карл II был явно неравнодушен к женскому полу. Именно в этом городке Бреда он и подписал свою знаменитую декларацию, обещая в ней прощение палачам своего отца.
— Он не сдержал своего обещания. По существу, декларация была не чем иным, как искусно завуалированной ложью.
— Он написал только, что дарует свое прощение тем, кто желал и заслуживал этого. Однако ни он, ни его соратники не считали, что прощения достойны все без исключения. Двадцать девять человек предстали перед судом по обвинению в убийстве короля. Остальные добровольно сдались и были отправлены в тюрьму. Тех, кто был признан виновным, повесили, вынули у них внутренности и четвертовали.
Джудит кивнула:
— Да. Однако никто так никогда и не смог объяснить присутствия короля при обезглавливании женщины, леди Маргарет Кэрью, которая была женой одного из тех, кто осудил Карла I на смерть. Какое преступление совершила она?
Гарольд Уилкокс нахмурился:
— Любое значительное историческое событие порождает массу сплетен, — сухо произнес он. — Я сплетнями не интересуюсь.
Промозглый зимний холод последних нескольких дней сменился необыкновенно солнечной погодой и почти теплым бризом. Выйдя из здания Государственного архива, Джудит направилась к Сесиль — Корт и провела остаток утра, бродя по расположенным здесь лавкам букинистов. Кругом были туристы, и она невольно подумала, что, очевидно, туристский сезон длится теперь двенадцать месяцев в году. И вдруг осознала, что в глазах англичан она сама была туристкой.
С грудой книг она направилась к «Ковент — Гарден»[12], намереваясь перекусить в каком–нибудь кафе неподалеку. Проходя шумную площадь, она на мгновение остановилась, привлеченная зрелищем жонглеров и танцующих в деревянных башмаках пар, которые казались особенно веселыми в этот по–весеннему теплый и солнечный день.
И тут это произошло. Воздух вдруг сотрясся от оглушительного воя сирен воздушной тревоги. Бомбы закрыли собой солнце, падая прямо на нее, и охваченное дымом и пламенем здание позади жонглеров стало медленно оседать, превращаясь в груду битого кирпича. Она начала задыхаться. Горячий дым опалял ей лицо, не давая дышать. Пальцы ее разжались, и все книги полетели на землю.
В ужасе она вытянула перед собой руки, ища знакомую ладонь.
— Мамочка, — сорвался с ее губ шепот, — мамочка, я тебя не вижу.
К горлу ее подступили рыдания, и тут сирены смолкли, снова засияло солнце и дым рассеялся. Придя в себя, она увидела, что цепляется за какую–то бедно одетую женщину, у которой в руках был поднос с искусственными цветами.
— С тобой все в порядке, дорогуша? — услышала она ее голос. — Ты не собираешься падать в обморок?
— Нет, нет. Все в порядке.
Каким–то образом ей удалось собрать рассыпавшиеся книги и дойти до кафе. Даже не взглянув на предложенное официанткой меню, она заказала чай и тост. Когда чай принесли, руки ее все еще дрожали так сильно, что она едва могла удержать чашку.
Расплатившись по счету, она достала из сумочки визитную карточку, которую дал ей Патель на коктейле у Фионы. Ранее, проходя через площадь, она заметила телефон–автомат. Оттуда она ему и позвонит.
«Господи, — молила она про себя, — только бы он оказался на месте».
Однако секретарша наотрез отказалась соединить ее с Пателем.
— Доктор Патель только что отпустил последнего пациента. После обеда он никого не принимает. Если желаете, я могу записать вас на следующую неделю.
— Пожалуйста, скажите ему только мое имя и то, что это срочно.
Джудит закрыла глаза. Вой воздушной тревоги. Сейчас это начнется снова.
И тут она услышала в трубке голос Пателя:
— Вы знаете мой адрес, мисс Чейз. Приходите немедленно.
К тому времени, когда она наконец добралась до его кабинета, расположенного на Уэлбек–стрит, ей в какой–то степени удалось прийти в себя. Ее встретила одетая в белый халат стройная женщина лет сорока со светлыми волосами, закрученными на затылке простым узлом.
— Ребекка Уэдли, — представилась она, — ассистент доктора Пателя.
Приемная была маленькой, сам кабинет, отделанный вишневым деревом, довольно большим. Массивный дубовый стол, книги, занимающие целиком одну стену, низкие мягкие кресла и почти незаметная в углу, обитая кожей кушетка с приподнятым изголовьем делали его похожим скорее на кабинет ученого. В этой комнате не было ничего, что напоминало бы больницу.