Особенно,... 
41 
– Уверена в этом, да? – Фин поднялся, обошел стол и протянул руку. – Дай посмотреть! Если какая-то крупица его осталась, я это увижу.
Брэнна, ни слова ни говоря, дала ему руку и сидела смирно, хотя кожей, каждой жилкой ощущала прилив тепла.
– А если бы он выхватил у тебя нож? – спросил Бойл. – И обратил бы его против тебя? Порезал бы тебе руку, когда ты схватилась за цепь?
– Выхватил у меня нож? – Брэнна взяла в руку столовый нож. И превратила его в белую розу. – Он сам дал мне шанс. Я этим шансом воспользовалась, а ответного не дала. – Она посмотрела на Фина: – По-моему, никакого яда не было.
– Похоже, нет. – Фин отпустил ее руку и вернулся на свое место. – Чисто.
– Он нас боится. Сегодня я это узнала. То, что мы уже сделали, вред, который причинили, внушает ему страх. Он насосался кое-какой энергии из моих эмоций, этого я не отрицаю, но за это поплатился кровью. И унес ноги.
– Он вернется. – Взгляд Фина на нее был тревожным и пристальным. – И страх заставит его нанести удар посильнее – по самому источнику этого страха.
– Он будет возвращаться и возвращаться, пока мы его не прикончим. Он, конечно, может ударить сильнее, но чем больше он боится, тем слабее делается.
7
Он собрался на ястребиную охоту. Оседлает Бару, свистнет своего Мерлина – и вперед. Целое утро в его распоряжении. Такое решение Фин принял за утренним кофе, когда восход еще только окрасил восточную половину неба.
Сонное зелье у них уже есть, и, хотя работы еще хватало, сейчас ему, видит бог, необходимо побыть одному, отдельно от Брэнны. Одно утро ничего не изменит.
– И оно наше, как ты считаешь? – для поддержки спросил он Багса, распластавшегося на полу у его ног и упоенно грызущего «косточку» из сыромятной кожи, которую Фин купил ему на базаре в минуту слабости. – Можешь тоже пойти, будет полный комплект. Конь, собака и ястреб. Мне позарез нужна такая прогулка – быстрая и далекая.
А если на него выползет Кэвон – что ж, он ведь не специально на поиски отправляется! Ни в коем случае.
Раздался стук в дверь, Фин обернулся. Он ожидал увидеть через стекло кого-то из конюхов, обычно это они к нему ходят с заднего хода. Но нет, это оказалась Айона.
– Ранняя пташка!
– Да уж, ни свет ни заря. – Улыбка на ее лице сияла ярче рождественской ели. – Еду в аэропорт бабулю встречать.
– Ах, ну да, я и забыл, она же сегодня прилетает. Кажется, до Нового года пробудет?
– Йоль, Рождество, Новый год… До второго января. Жаль, что не дольше.
– Вот тебе радость-то. Ну и нам, конечно. А весной, на свадьбу-то, опять приедет?
– А ты как думаешь? Я ее уговаривала не уезжать, а пробыть тут все это время, но куда там. Хотя, наверное, так-то оно и лучше. С учетом всего…
– От греха подальше.
– Вот-вот. Остановиться у Брэнны тоже наотрез отказалась. Вот, повезу ее к какой-то ее приятельнице, Маргарет Мини зовут. Незнаком?
– Маргарет Мини? Да это же моя первая учительница, учила меня писать и считать. И до сих пор, как встретит на улице, непременно напомнит, чтоб не сутулился. Миссис Мини – учитель от бога. Кофе?
– Спасибо, уже. А, тут и Багс! Привет, животинка!
Она присела на корточки потрепать «животинку» по холке под немного смущенные оправдания Фина:
– Да вот… забегает…
– Как здорово! В компании веселей. А меня писать и считать учила не миссис Мини. – Она подняла на него глаза. – И я в отличие от всех вас росла совсем в другом месте. И прошлое у меня другое.
– Это не отменяет факта, что теперь мы все вместе.
– Да. И я не перестаю этому поражаться. Для меня это какое-то чудо – эта наша семья. Ты, Фин, мне тоже родной, но у меня нет общего прошлого с тобой или с Брэнной, как у других, поэтому, думаю, мне позволительно сказать то, что другие не могут. Или скажут, но по-другому. Он использовал тебя – то, что было между вами, – чтобы добраться до нее. И это тебя уязвляет, причиняет тебе не меньшую боль, чем ей. Вот.
Она выпрямилась.
– Тебе было бы проще умыть руки, предоставить все нам троим. Но ты так не сделал. И не сделаешь. Отчасти потому, что у тебя самого есть потребность исправить несправедливость – несправедливость, совершенную по отношению к тебе. Отчасти – ради семьи, ради твоих друзей, ради твоей команды. Но главное – и это перевешивает все остальное – ради Брэнны.
Фин оперся на стойку, сунул руки в карманы.
– А не много ль причин?..
– Но они все в тебе! Я не росла с вами, не видела, как вы с Брэнной влюбились друг в друга, каково вам было расстаться… Но я вижу, какие вы теперь – и ты, и она. И с моей точки зрения, она делает ошибку, что запрещает себе любить тебя, лишая себя радости жизни. Пускай на то куча резонов, но все равно это неправильно. И ты, Фин, тоже не прав. Ты не прав в том, что убежден – не спорь! – что она это делает, чтобы тебя наказать. Будь это так, Кэвон не стал бы превращаться в тебя, чтобы сделать ей побольнее. Ну все, мне пора.
41 
