Что ж, по крайней мере Невидимые не блюют, как стервятники, если их напугать, и не мочатся на свои ноги, чтобы немного освежиться и убить бактерии, подхваченные от хождения по гниющим телам.
Доброе, чтоб его, утречко. Как обычно мрачное.
— Отвалите, уроды, — бормочу я, перебрасывая ноги через край кровати.
Уроды не отваливают. Уроды трутся о мои пижамные штаны, оставляя на них паутину и желтую пыль.
Не могу дождаться возможности вернуться в «КСБ». Там я, по крайней мере, мирно сплю, занимаюсь сексом и просыпаюсь в комнате без паразитов. Я устраиваюсь на краю матраса, глядя вверх, на свою стаю.
«Синсар Дабх» назвала их моими «жрецами» и сказала, что я могу ими повелевать. Но я не собираюсь доверять «Синсар Дабх» и боюсь, что даже повеление вроде «Отвалите от меня, это приказ» будет стоить мне части души, проигранной Книге.
Или, возможно, если я начну приказывать этой касте, «Синсар Дабх» рассердится так, что сожрет меня. Или начнет блевать и мочиться, а мне придется ходить в потеках рвоты и мочи, воняя тремя разными гадостями вместо одной.
Одно я знаю наверняка: всегда может быть еще хуже, и чаще всего это происходит сразу же, как только ты решишь, что хуже не бывает.
Так что я остаюсь, как метко выразился Бэрронс, идиотски пассивной.
Я вздыхаю и начинаю одеваться, думая о том, что убила бы за визит в «Старбакс». Очень хочется эспрессо.
В «Честерсе» я теряю ощущение времени. Здесь нет окон, а если долго находиться в помещении без окон, нарушаются суточные биоритмы. Мне кажется, что я уже три ночи кряду прислушивалась к музыке Невидимой Принцессы и пыталась выяснить, как пробраться мимо барьеров Риодана и исследовать многочисленные секреты «Честерса».
Снова и снова, пробираясь через сложное местечко, я разворачивалась и уходила, чтобы не призвать того, что скрыто во мне, и не дать Книге возможности меня искушать.
В тот день на улице я потеряла два с половиной часа и понятия не имею, что Книга со мной сделала. Мне неизвестно, все ли время ушло на пытки и убийство или… Эту мысль я давлю в зародыше. Нет смысла ее додумывать. Что сделано, то сделано. Изменить случившееся я не могу. Я могу лишь не позволить этому случиться снова. От мрачных переживаний по этому поводу мне разве что станет хуже, а когда мне плохо, «Синсар Дабх» особенно разговорчива.
Когда я, обрамленная своими мрачными гулями, обхожу балюстраду и приближаюсь к лестнице, я понимаю, что сейчас, должно быть, раннее утро, поскольку клуб пуст, за вычетом множества официанток и официантов, наводящих порядок. Надеюсь, они пользуются антибактериальными средствами, потому что практически каждая горизонтальная поверхность рано или поздно служит здесь кроватью. Танцплощадки пустеют всего на несколько часов в сутки. Риодан закрывает двери на рассвете и не открывает их до одиннадцати утра. Я слышала, что именно в это время он и делает свой печально известный кивок головой, глядя на какую-нибудь женщину, после чего уводит ее наверх. Я также слышала, что необычно долгое время Риодан кивает так ши-видящей Джо. Интересно, она думает об «отношениях», раз Риодан каждое утро по-прежнему выбирает ее?
И, словно я призвала событие, просто подумав о нем, завернув за угол, я вижу, что Риодан стоит наверху лестницы и смотрит вниз.
Повезло мне. Я увижу этот кивок своими глазами. Ура. Может ли это утро стать еще лучше?
Я резко останавливаюсь, и костистые стервятники врезаются в мою спину. Они все так же молчат. Меня это пугает.
Я гляжу вниз и направо, поверх перил. Там Джо, она смотрит вверх — ждет. Я снова думаю о том, какого черта, по ее мнению, Риодан с ней делает. И что она, по ее же мнению, делает с ним. Все ведь видят, что они не пара. Кто угодно может предсказать катастрофу, которой это закончится. Однажды утром Риодан подойдет к лестнице.
Он посмотрит вниз, Джо посмотрит вверх.
И Риодан глянет не на нее, а на другую женщину, и кивнет.
Джо никогда больше не разделит с ним постель.
Бэрронс и его приближенные — разные. Пусть мне плевать на Риодана, у нас с ним свои счета, но я не могу не признать, что любая женщина, взглянув на него, задумывается. И испытывает желание. Это происходит инстинктивно. Ты просто знаешь, что когда один из Девяти спит с тобой, твой мир раскачивается, как никогда раньше. И как никогда больше. Если только ты не станешь преданной фанаткой Девяти. У чего, признаюсь честно, есть и свои достоинства.