— Я налью чай, — вызвалась леди Димхерст. Взяв фарфоровую чашку, она перевернула ее. — Лимож[4], — прочитала она. — Представляете себе такое? А ведь сейчас идет война. Вы только посмотрите на это! — воскликнула она и, взяв в руки изящный серебряный чайник, постучала по нему пальцем. — Он стоит не меньше восьми фунтов. — Оглядев комнату, леди Димхерст заметила: — Я слышала о его богатстве, но не верила слухам. И вот сегодня я вижу все это собственными глазами. Вы только подумайте, Димхерст сказал мне, что Феррингтон играет в азартные игры для того, чтобы собрать большую сумму денег и прибрать к рукам Ост-Индскую компанию. Интересно, зачем ему это нужно?
— Понятия не имею, — сказала Кэролайн. Ей очень хотелось, чтобы мистер Феррингтон побыстрее допил свой бренди и присоединился к ним. Ему гораздо легче, чем ей, удается сочинять правдоподобные объяснения.
— Неужели? Весь Лондон только об этом и говорит. Я думала, что вы знаете все до мельчайших подробностей.
— Я редко вижусь с кузеном Джеймсом.
Джеймс. Она впервые произнесла это имя. Кэролайн поразилась своей смелости. «Чего мне теперь бояться? Я настолько погрязла в обмане, что мне уже ничего не страшно», — подумала она. Джеймс… Ей нравилось, как звучит это слово.
— И почему это, позвольте узнать, вы не хотите принять предложение преподобного отца Тилтона? — спросила леди Димхерст, передавая Кэролайн чашку. — Леди Пирсон, мы все очень беспокоимся о вас.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — ответила Кэролайн, насторожившись.
— Я говорю о той женщине, с которой вы живете. Я слышала, что у нее ужасная репутация.
— Вы имеете в виду тетушку Минерву?
— Она вам не тетка.
— Нет, она моя тетка, — ответила Кэролайн. Ей хотелось сказать, что Минерва — ее настоящая родственница, в отличие от мистера Феррингтона. — По мужу, — добавила она.
— Семья Пирсонов отреклась от нее, — сказала леди Димхерст и, взяв с подноса чашку с блюдцем, откинулась на спинку кресла. — У вас нет по отношению к ней никаких обязательств.
— Минерва уже три года живет вместе со мной. Я считаю ее членом своей семьи…
— Леди Пирсон, — произнесла леди Димхерст ледяным голосом (так она обычно разговаривала со своими подчиненными), — я как президент женского благотворительного общества и покровительница пансиона мисс Элмхарт обязана заботиться о моральном облике тех, кому доверено заниматься этим благородным трудом.
Поставив чашку на поднос, Кэролайн сказала:
— С моим моральным обликом все в полном порядке.
Леди Димхерст, отставив в сторону чашку, скрестила на груди руки.
— Жить в одном доме с известной куртизанкой — это безнравственно. Кроме того, с тех пор как вы овдовели, прошло уже три года. Вам следует принять предложение преподобного отца Тилтона и выйти замуж во второй раз.
— Я не готова к этому.
— Но это противоестественно. Женщина не может жить одна.
— Я выбрала для себя именно такую судьбу.
— Вам следует пересмотреть свои принципы и изменить образ жизни. Прежде всего вам необходимо сменить компаньонку, с которой вы живете.
Кэролайн побледнела от злости. Ее дружба с Минервой — самое лучшее, что у нее было. Без Минервы она не смогла бы выдержать нападки семейства Пирсонов в первый год после смерти Трамбалла. Тетка решительно встала на ее защиту.
— Минерва — умная и благородная женщина с изысканными манерами и…
— Она падшая женщина с подмоченной репутацией! — вскочив с кресла, воскликнула леди Димхерст.
— Я несказанно удивлена, миледи. Неужели вы верите гнусным сплетням?
— А меня удивляет то, что вы защищаете ее с таким…
— Милли, в чем дело? Почему ты так кричишь? — поинтересовался лорд Димхерст.
Обе женщины повернулись и увидели, что в дверях стоят мужчины. Лорд Димхерст был уже изрядно пьян, а мистер Феррингтон, как ни странно, казался совершенно трезвым. Кэролайн стало невероятно стыдно за то, что ее застали в самый разгар перепалки с леди Димхерст. «Неужели они слышали весь наш разговор?» — с ужасом подумала она.
Расправив плечи и гордо подняв голову, леди Димхерст сказала:
— Я убеждала леди Пирсон принять предложение преподобного отца Тилтона.
— Вот как? А мне показалось, что ты колотила ее по голове. Пойдем, Милли. Нам нужно ехать домой. Я уже с трудом держусь на ногах. Если я упаду, то этим двум великанам, — сказал он, показывая на лакеев, — придется нести меня до экипажа.