222 
Я помогла Сесилу подняться на ноги. Суставы его почти не слушались. Обняла старика, сказала на прощание:
— Мы стареем, друг мой. Это видим мы, видят это и другие…
* * *
Мои чувства к Эссексу претерпели изменение. Я все еще не могла отказаться от его общества, он по-прежнему умел быть очаровательным, и рядом с ним я забывала о его недостатках и прегрешениях. Однако трудно было отделаться от мысли, что Эссекс с нетерпением ждет моей смерти. Ему нужен новый король, молодой Яков. Детям Леттис не терпится попытать счастья при следующем царствовании.
Лицемер! А еще делает вид, что души во мне не чает! Я тоже хороша — тоскуя по Лестеру, отдала свое сердце этому жестокому мальчишке.
Он крутил интрижку с одной из моих фрейлин, Бриджес. Я делала вид, что ничего не замечаю, хотя Эссекс не особенно и скрывался. Мне докладывали, что бедная Фрэнсис очень страдает от ветрености мужа. Связав свою судьбу с Эссексом, она совершила большую ошибку.
Что поделаешь — материнская кровь. Волчица родила волчонка.
Я временно отлучила Бриджес от двора — не из-за Эссекса (я по-прежнему делала вид, что ни о чем не догадываюсь), а потому, что несносная девчонка посмела наблюдать за игрой в мяч из Королевской галереи, не испросив на то моего разрешения.
Дело было в том, что в игре участвовал Эссекс. Он понял по моему холодному обращению, что я на него зла, и попросил разрешения удалиться — мол, игра отняла у него слишком много сил и он чувствует, как возвращается лихорадка, которой он недавно переболел.
Генрих IV Французский, переменив вероисповедание, укрепился на троне весьма основательно. Как и я, этот государь отлично понимал, что процветание государству приносит только мир. Поэтому он вознамерился заключить прочный мир с Испанией и хотел, чтобы я тоже участвовала в переговорах.
Берли поддерживал эту идею, Эссекс ей противился. Сесил говорил, что мир нам нужен, а война ничего, кроме разорения, не несет, а Эссекс произносил цветистые речи, превознося английскую доблесть — мы уже били испанцев, будем бить их и впредь.
И тут Берли сделал жест, который многие потом называли пророческим. Он взял молитвенник, принялся перелистывать страницы, а затем, найдя нужное место, показал его Эссексу и прочитал вслух:
— «Мужи крови не проживут и половины дней своих».
У нас хватало забот и на Британских островах. В Ирландии зрела смута, и Берли говорил, что нужно назначить туда энергичного лорда-наместника, причем чем скорее, тем лучше.
Двор находился в Гринвиче, там я и собрала Совет.
Сам Берли хворал и присутствовать не смог, его заменял сын Роберт. Были еще адмирал Ховард, недавно получивший титул графа Ноттингема (чем Эссекс был крайне недоволен), сам Эссекс и секретарь.
Я объявила, что считаю лучшей кандидатурой на должность ирландского наместника сэра Уильямса Ноуллза, ибо он известен как человек умный, надежный и честный.
Сесил-младший поддержал меня и присовокупил, что Ноуллза нужно немедленно отправлять в путь.
И тут внезапно слово взял Эссекс. Он сказал, что Ноуллз для подобной миссии не подходит, лучше будет послать сэра Джорджа Кэри.
В палате стало тихо. Роберт Сесил выглядел явно обескураженным, а я сразу поняла, чем вызван ход Эссекса. В последнее время я усиленно выискивала тайный смысл в каждом слове и поступке своего фаворита. Сэр Уильямс Ноуллз приходился ему родным дядей и, естественно, принадлежал к партии Эссекса. Сей последний не пожелал лишаться столь ценного союзника при дворе. В то же время сэра Джорджа Кэри причисляли к партии Сесилов, и его отъезд ослабил бы их позиции.
Я предварительно поговорила с Робертом Сесилом и адмиралом о кандидатуре наместника, и оба они сочли, что лучшего человека, чем Ноуллз, не сыскать. Теперь же Эссекс дерзко воспротивился моей воле и пожелал повернуть все по-своему.
— Немедленно известите Ноуллза, чтобы готовился в дорогу, — твердо сказала я.
— Это будет ошибкой! — воскликнул Эссекс.
Он вел себя, как капризный мальчишка, которому не дают любимую игрушку.
Поведение Эссекса становилось несносным. Я вспомнила в эту минуту и об интрижках с моими фрейлинами, и о переписке с шотландским королем. Пора дать понять этому нахалу, что мое расположение к нему может и иссякнуть. До сих пор, при всей своей дерзости, он никогда еще не позволял повысить на меня голос при посторонних.
222 
