Последние отзывы

  69  

Подошло Рождество, а от тетушки не было никаких известий. Ничего – даже рождественской открытки. Зато, как я и ожидал, пришла открытка из Коффифонтейна, довольно неожиданная – старая церковь в конце большого поля, занесенного снегом, а также комическая открытка от майора Чарджа, изображающая вазу с золотыми рыбками, которых кормит Дед Мороз. Чтобы сэкономить марку, ее опустили прямо в ящик. Местный универмаг прислал мне отрывной календарь, где каждый месяц украшал какой-нибудь шедевр британского искусства и яркие краски блестели, как будто промытые порошком «ОМО». А 23 декабря почтальон принес большой конверт; когда я вскрыл его за завтраком, из него полетели серебристые блестки прямо мне в тарелку, так что я не смог доесть джем. Блестки осыпались с Эйфелевой башни, на которую карабкался Дед Мороз с мешком за спиной. Под типографской надписью «Meilleurs Voeux» [наилучшие пожелания (франц.)] стояло только имя, написанное печатными буквами, – ВОРДСВОРТ. Стало быть, он виделся в Париже с тетушкой, иначе откуда бы он взял мой адрес. Пока я служил в банке, я всегда посылал моим лучшим клиентам фирменные рождественские открытки с гербом банка на конверте и изображением главного отделения в Чипсайде или фотографией правления директоров. Теперь, будучи в отставке, я мало кому посылал поздравления с Рождеством. Разумеется, мисс Кин и, хочешь не хочешь, майору Чарджу. Поздравлял я также моего врача, дантиста, викария св.Иоанна и бывшего старшего кассира моего банка, ныне управляющего Ноттингемским отделением.

Год назад ко мне на рождественский обед приехала моя матушка, я обошелся без помощи ресторана и под ее руководством вполне успешно приготовил индейку; затем мы посидели молча, как чужие люди в ресторане, оба чувствуя, что переели, а в десять она ушла домой. Позже, как повелось, я отправился в церковь на полуночную службу с рождественскими песнопениями. В этом году, не имея желания возиться с приготовлением обеда для себя одного, я заказал столик в ресторане недалеко от аббатства на углу Латимер-роуд. Как выяснилось, я совершил ошибку. Я не знал, что ресторан готовит специальное меню – индейку и плам-пудинг, – чтобы привлечь к себе всех тоскующих одиночек со всего Саутвуда. Прежде чем уйти из дому, я набрал тетушкин номер в напрасной надежде, что она вдруг вернулась к Рождеству, но телефон звонил и звонил в пустой квартире, и я представил, какое поднялось в ответ треньканье всего венецианского стекла.

Первым, кого я увидел, войдя в ресторан, тесный, с тяжелыми балками, витражными окнами и веточкой омелы в безопасном месте, над туалетной комнатой, был адмирал, сидевший в полном одиночестве. Он, видимо, пообедал рано, на голове у него красовалась алая бумажная корона, а на тарелке рядом с остатками плам-пудинга лежала разорванная хлопушка. Я поклонился, и он сердито рявкнул: «Кто такой?» За столиком подальше я увидел майора Чарджа, который, нахмурив брови, изучал, как кажется, политическую брошюру.

– Я – Пуллинг, – ответил я.

– Пуллинг?

– Бывший управляющий банком.

Лицо под нахлобученной красной шляпой было сердито-багровым, на столе стояла бутылка из-под кьянти.

– Счастливого Рождества, адмирал.

– Господи помилуй, – откликнулся он, – вы что, газет не читаете?

Я ухитрился протиснуться между столиками, хотя проход был очень узок, и, к огорчению своему, убедился, что столик мне оставили рядом со столиком майора Чарджа.

– Добрый вечер, майор, – приветствовал я его. Я уже начал подумывать, не единственный ли я здесь штатский.

– У меня к вам просьба, – начал майор.

– Разумеется… чем могу… Боюсь, я уже не так внимательно слежу за ценами на фондовой бирже…

– Какая фондовая биржа? Неужели вы думаете, я способен иметь дело с Сити? Они продали нашу страну в рабство. Я говорю о моих рыбках.

Тут нас прервала мисс Трумен, которая подошла, чтобы принять у меня заказ. Вероятно желая воодушевить своим примером посетителей, она надела бумажную шляпу, отдаленно напоминающую военную, но при этом желтого цвета. Этой крупной, громкоголосой женщине нравилось, чтобы ее называли Питер. Тесный ресторанчик, казалось, с трудом вмещал ее и ее партнершу – женщину по имени Нэнси, тихую, застенчивую, которая лишь изредка появлялась, как в раме, в окошке раздаточной.

Она заслонила собой всю перспективу, и мне ничего не оставалось, как сделать ей комплимент по поводу ее головного убора.

– Как в прежние времена, – с довольным видом сказала она, и я вспомнил, что она была офицером женских частей военно-морского флота.

  69