72 
— Что случилось? — спросила мама, когда бабушка, разъяренная и красная, выскочила из дома и принялась судорожно бегать по двору.
— Она вышла. Ты ее видела? Она только что вышла!
— Нет, не видела! — растерянно проговорила мама и побледнела.
Таксист, к сожалению, не смог припарковаться прямо у подъезда их дома, движение там было перекрыто, стояли ворота с замком. Ему пришлось отъехать немного дальше по Леонтьевскому переулку и остановиться неподалеку от детской площадки. Всего десять метров, не больше, но между машиной и подъездом имелись деревья с еще не до конца почему-то опавшими листьями. За этими обрывками желтых листьев Соня вполне могла проскочить и убежать на улицу, в арку и дальше, на Тверскую, разрушая все планы семьи.
— Она не могла далеко уйти! — крикнула бабушка, и обе они вместе дружно и очень по-семейному рванули на Тверскую. Поиски их не увенчались успехом. Потом они вернулись домой, поддавшись странному импульсу, предположив, что Соня может быть где-то дома, в квартире. Они обыскали все комнаты, заглянули во все шкафы. Даже осмотрели коммуникационный щиток в туалете, хотя шансов даже для худенькой Сони поместиться между трубами стояка не было. Сони не оказалось ни под диваном, ни за занавесками, ни в кухонных ящиках для ножей и вилок.
— Вот дрянь! — воскликнула бабушка.
Присев на краешек пуфика в прихожей, она закрыла лицо морщинистыми ладонями. У нее возникло стойкое дежавю — она вспомнила, как бегала по всему городу в поисках паспорта, найти который у нее не было никаких шансов. Вспомнила и безмятежные глаза Сони, которая на эти поиски смотрела спокойно и без малейших признаков волнения или стыда.
— Может, в милицию? — Алена нарушила тишину, на лице ее была полнейшая растерянность, и она смотрела теперь на бабушку как на последнюю инстанцию, на человека, от которого готова и даже жаждет получать приказы.
— Милиция? Ха! Твоя доченька и глазом не моргнет при виде милиции. Не удивлюсь, если она тут же заявит, что мы принуждаем ее силой покинуть пределы любимой родины. Или обвинит тебя в чем-нибудь.
— В чем меня обвинять?! — удивилась невестка.
Бабушка усмехнулась:
— Откуда ж я знаю? Это же твоя дочь. В военных преступлениях. В расхищении социалистической собственности. Она способна на что угодно.
— Она не такая! Она… она хорошая девочка. Просто она влюблена в этого музыканта, вот и дурит.
— Возможно, — задумчиво протянула бабушка. — Я и не говорю, что она плохая девочка. Но если что-то не по ней — она сделает все так, как нужно ей. Уж в этом ты не сомневайся.
— Не понимаю, не понимаю! — мотала головой Алена. — Она же всегда была такая… тихая, послушная. Никогда не была… Это он ее испортил, я уверена!
— Во всем виноваты мужчины, верно? — Бабушка вздохнула и встала. — Но наша тихая девочка сейчас вообще неизвестно где, и надо что-то решать. Она свое мнение высказала, так что тебе придется лететь обратно одной.
— Нет!
Алена отвернулась к стене, зрачки ее расширились от ужаса. Она сидела и теребила в руках паспорт и билеты в нерешительности, так как у нее тоже были обстоятельства. Дочь должна была вернуться. Должна была полететь с ней.
— А ты сможешь перенести вылет? — спросила бабушка.
— Не знаю. — Алена растерялась. — Вряд ли. Кажется, у меня не такой тариф. Или это будет стоить каких-то сумасшедших денег.
— Деньги, деньги… Тогда надо ехать. — Бабушка покачала головой и направилась к двери.
Алена, бледная и потерянная, поплелась следом. Такси все еще стояло внизу со всеми их вещами, и счетчик тикал.
— У Володи любовница, — сказала наконец Алена.
Лифт подъехал, громыхая своими старыми тяжелыми металлическими дверями. Сквозь сетку лифтовой шахты были видны толстые резиновые шнуры, металлические троссы.
Бабушка обернулась к невестке:
— Что?!
— У него любовница. Он хочет уйти к ней. Она из Новой Зеландии, и это очень серьезно, очень плохо. Он не приходит ночевать, а что, если он там останется? Ведь и вы его не увидите! Все же рухнет! — Алена, запинаясь от волнения, частила. Она постаралась напугать старую женщину, ей был нужен союзник, он был нужен ей во что бы то ни стало. Она просто не была готова остаться один на один со своей проблемой и со своей жизнью, если уж быть до конца честной. Взрослая дочь, молчаливо исчезающая неизвестно где, муж, тоже призрачный, тоже уже почти что похожий на воспоминания, пустой тихий дом. Так много тишины, и никому нет никакого дела до нее, до Алены.
72 
