— Что-нибудь не в порядке?
Восприимчивый по натуре, Леонард бросил на нее беспокойный взгляд. Но боль тут же утихла, и Конни заверила себя, что у нее просто расстройство пищеварения. Перед тем как идти сюда, она съела персик, очень сочный и вкусный, но вряд ли это было разумно.
— Все хорошо, — успокоила его Конни, но невольно поискала глазами мужа. Он присоединился к группе армейских офицеров, и, по всей видимости, разговор шел о войне. — День был тяжелый, — добавила она, не устояв перед искушением приложить руку к животу.
— На прием хотелось попасть слишком многим, — сказал Леонард. — Боюсь, что из-за этого влажность тут очень велика. Скоро начнется обед, а вентиляторы в банкетном зале работают гораздо лучше. Но я должен еще раз поблагодарить вас за приезд в Лхоргу… — Он помедлил. — В такое жаркое время.
— Мы оба хотели этого. — Конни старалась не давать ему повода думать иначе. — И я должна извиниться за то, что… была столь бесцеремонна при нашем знакомстве.
— Я считаю, что вы замечательная женщина, — вежливо ответил Леонард, — и мой друг просто счастливчик. Теперь мне понятно, почему Говарду так трудно было говорить о вас. Его мучила мысль о том, что вы можете найти себе кого-нибудь другого.
Тронутая искренностью Банги, Конни влюбленным взглядом нашла мужа, но, настигнутая новым приступом боли, не смогла скрыть своей реакции от Леонарда.
— Констанция! — крикнул он, сделав знак рукой одному из слуг.
В этот момент подбежал Говард.
— В чем дело, Конни? — спросил он, присев на корточки и взяв ее за руки. — Тебе плохо? Может, проводить тебя в спальню?
— Мне кажется… мне кажется…
Она так и не договорила, очередной приступ схваток лишил ее дара речи, и Леонард тронул друга за рукав.
— У меня есть некоторый опыт в этих делах, — тихо сказал он. — У твоей жены, кажется, начинаются роды, Говард. Оставайся с ней, я все организую.
Говард занял его место на кушетке, в то время как Банга приказал объявить, что обед накрыт. Соответствовало это действительности или нет, но отлично знающая свое дело прислуга быстро освободила помещение. Правда, не обошлось без нескольких любопытных взглядов в их сторону, но большинство гостей были достаточно воспитаны для того, чтобы не показывать свой интерес, и, когда двери за ними закрылись, Леонард поспешил к своим друзьям.
— Пойдемте, — сказал он. — Я распорядился, чтобы Констанцию осмотрел мой врач. Тут во дворце есть медицинское отделение, думаю, что ей там будет вполне удобно.
— Но… ребенок… — слабым голосом начала Конни.
Леонард ободряюще улыбнулся ей.
— Будет иметь двойное гражданство, — сказал он. — По-моему, так и должно быть, вам не кажется?
Сын Конни и Говарда родился на рассвете следующего дня. Ночь была нелегкой для них обоих, и, хотя Конни была совершенно измучена, вид личика сына прогнал у нее всякие мысли об отдыхе.
— О, Говард, — счастливо вздохнула она, когда он передал ребенка обратно ей. — Он так похож на тебя! Волосики совсем белые.
— Очень похож, — с неловкой улыбкой согласился Говард и, присев на постель рядом с Конни, взял ее лицо в ладони. — Слава Богу, что с тобой все в порядке, а то я всю ночь проклинал себя за то, что взял тебя сюда. Это было очень эгоистично с моей стороны. Ты была не готова к столь дальнему путешествию.
— Я не отпустила бы тебя одного, — заявила Конни. — Когда я сделала это в прошлый раз, ты отсутствовал целых четыре года. — Она взяла его за руку. — Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — пробормотал он. — Ты даже не представляешь как.
— Кажется, представляю, — ответила она и вновь взглянула на сына. — Смотри, дорогой, его глаза открыты. Кажется, ему здесь нравится.
— Сейчас я чувствую себя просто в раю, — провозгласил Говард. — Ни за что на свете не согласился бы оказаться где-нибудь еще. Я так и сказал доктору перед тем, как он отправился доложить Леонарду о рождении нашего сына, и он со мной согласился.
Внезапно Конни всполошилась.
— Говард, — крикнула она, — ты ведь пропустил церемонию награждения. Тебе надо было оставить меня здесь и пойти туда.
— Думаешь? — насмешливо спросил Говард. — Дорогая, я присутствовал на единственной в мире церемонии, которая меня действительно волнует. — Он наклонился и поцеловал ее в губы. — И разве существует на свете лучший подарок, чем вот это?