Особенно,... 
46 
– Ты прости меня. Юля, прости. Простишь? Я дура, дура полная. Конечно, я никак не могу тебя осуждать. Через что ты прошла, кто знает? Никто! И я тебе за все, за все благодарна.
– Дашка, прекращай. Прекращай, не то я и сама разревусь, а у меня макияж, между прочим. – Я пыталась делать вид, что мне все это совсем не важно, но слезы снова жгли меня изнутри. Какой-то странный день.
– Никто не может тебя понять лучше меня. Юля, да ты герой, да! – Дашка улыбнулась и чмокнула меня в щеку. – Люди должны тебе медаль дать.
– Люди? – хмыкнула я. – Да уж. Стадо, которое несет течением, и никому не приходит в голову хотя бы задуматься, куда именно. Не нужна мне никакая медаль. Пусть нас с тобой только оставят в покое. Все в мире этих людей происходит случайно. Случайно рождаются, случайно оказываются в старой засранной квартире – вдесятером. Случайно устраиваются на работу, выбранную тоже случайно. Случайно женятся, обязательно разводятся. Остаются без денег – голодают. Дети голодают, понимаешь? Случайные дети – это неправильно. Дети должны рождаться у тех, кто может себе это позволить. Тогда и жизнь будет легче.
Я говорила и говорила, а Дашка слушала, и лицо ее то темнело, то светлело, то глаза затуманивались слезами. Я не помнила, чтобы хоть раз в жизни я говорила с кем-то так, как в том кафе со своей беременной сестрой. Я понимала, что в чем-то она внутренне не согласна со мной. Я понимала, что с годами ей все же придется со мной согласиться.
– Но ведь бывает так, что люди счастливы, – вдруг спросила она.
– Бывает, – согласилась я. – В Голливуде, всякие звезды.
– Юля, но ведь ты красивая – как с картинки. И хорошая, добрая… внутри. Почему ты не можешь встретить достойного мужчину, полюбить его и жить с ним счастливо?
Я вздрогнула и вспомнила усталого доктора, сидящего на скамейке больничного сквера. Почему я не могу быть счастливой? Простой ответ: «Потому что так получилось!» – куда от него денешься. Те, кто мог бы быть мне интересен, не смогли бы мне дать того, без чего я отказываюсь существовать. Да-да, я говорю о деньгах. Я бы не хотела жить впроголодь снова. И работать, как это делает, к примеру, Агата, я тоже не хочу. Почему-то мне кажется, что то, чем я занимаюсь, все равно несоизмеримо лучше, чем брать деньги за незаконные аборты. Или за законные, что еще хуже.
– Ну, суди сама, – вздохнула я. – Я же как потемкинская деревня – все напоказ и все – липа. Знаешь, сколько раз я это видела – как мужчины бегут за мной толпами, но не за мной, а за той, другой – красивой и капризной, а какая я на самом деле, всем все равно. Все думают только о себе, и хотят, чтобы я была именно такой.
– Что-то еще? Может, десерт? – спросил подошедший официант.
Я отвернулась и замолчала. Дашка спросила у него, есть ли у них в меню сало.
– Сало? – опешил официант.
Я покачала головой. Черт, сейчас же пойду и куплю ей пармской ветчины – пусть отрывается ребенок. Кажется, на сегодняшний день с нее хватит.
– Принесите счет.
– Сейчас. – Официант исчез, а я повернулась и посмотрела на сестру. Она сидела молча, немного подавленная.
– Ты его совсем не любишь? – переспросила Даша после некоторого раздумья.
– Кого?
– Ну… своего этого, Свинтуса? Он тебе хотя бы нравится? Ну, ведь это же невозможно, да, жить с тем, кто даже не нравится.
– Я понимаю, сестренка, тебе стало бы легче, если б я сказала, что это любовь. Ради любви можно на все пойти, верно? И с женатым мужчиной жить, и вообще – это хорошее объяснение для всего. Нет, моя милая. Я долго его искала, выбирала, ловила – именно такого, взрослого, под пятьдесят, старше себя на двадцать лет. С одышкой, с хорошей должностью, с бычьими представлениями о жизни и о месте женщины в этой жизни. Вытягивать из него деньги, быть его содержанкой – это моя работа. Нравится ли он мне? Не знаю, я как-то не задумывалась. Наверное, в чем-то он не так уж и плох. Вряд ли он мог быть другим. Он – полноценный продукт своей системы, и я тоже.
– Значит, все в мире либо продаются, либо покупаются?
– В общем, да, – согласилась я.
Сестра быстро все схватывала, практически на лету.
– Ты вообще не веришь в любовь?
– Почему? – пожала я плечами. – Я люблю тебя. Ты моя сестра, мы связаны с тобой узами крови, я помню тебя, когда ты еще даже ползать не умела. Я люблю и всегда буду тебя любить. Я на твоей стороне. Поэтому я все это тебе рассказываю, хотя ты можешь представить, как я рискую, говоря тебе все это.
46 
