Теперь внимательный взгляд Джерарда придирчиво прошелся по выгоревшим бархатным портьерам, в цвете которых едва угадывалась былая сочная зелень, по ковру, изначально ворсистому, но теперь местами вытертому до основы, переплетением напоминавшей простую мешковину, и по покойным креслам, на которых гобеленовая обивка уже пару десятков лет требовала вмешательства обойщика.
— Что ты все так разглядываешь? — не утерпела Демелса. — Хочешь переставить мебель?
Джерард, глубоко погруженный в свои мысли, ответил не сразу.
Комнаты, хоть и довольно запущенные, все же сохраняли флер прежнего великолепия и дышали благородным достоинством.
Молодой человек удовлетворенно резюмировал:
— Что ж, здесь не так уж и плохо. В, конце концов, только парвеню и нувориши гонятся за лоском новизны.
— Дорогой, о чем это ты? — с недоумением взглянула на брата Демелса.
— Я приехал сообщить тебе волнующее известие! — с торжеством, за которым, однако, скрывалось некоторое смущение, объявил Джерард. — Сядь на стул, а то, боюсь, можешь упасть от удивления.
— Что еще за известие? — насторожилась Демелса.
— Я сдал дом на всю следующую неделю, — набравшись духа, сказал Джерард. — На время скачек…
Последовало минутное молчание. Демелса пыталась осмыслить странную новость.
— Как это… сдал? Что ты имеешь в виду?
— Именно то, что говорю, — повторил Джерард, удобно устраиваясь на диване, тихим скрипом поприветствовавшем хозяина.
— Но… почему? Кому? Зачем?
Вопросы срывались с уст Демелсы один за другим, но брат медлил с ответом.
— Дом сдан графу Треварнону, — наконец объявил он, выдержав театральную паузу.
Заметив недоверчиво-радостный блеск в глазах сестры, Джеральд добавил:
— Подожди, я ведь еще не сказал, на каких условиях заключена сделка!
— Но зачем графу Треварнону жить в нашем доме? — недоумевала Демелса.
— Это нетрудно объяснить, — возразил Джерард. — Брекнеллская гостиница «Уздечка и подкова» прошлой ночью сгорела дотла.
— Сгорела? Какой ужас! — Глаза Демелсы округлились от изумления. — Кто-нибудь пострадал?
— Понятия не имею, — беспечно отмахнулся брат. — В какой-то мере пострадал граф Треварнон — лишившись крова на все время скачек, ведь гостиницу забронировал для своих гостей он!
— Значит, теперь ему некуда деться, — понимающе кивнула Демелса.
— Он был в отчаянии! — с воодушевлением продолжил Джерард. — И неудивительно. Ты ведь не хуже меня знаешь, что теперь во всей округе уже не найдешь свободной кровати, не говоря уже о комнате.
Демелса знала, что брат был прав.
В отличие от Эпсома, где ежегодно проводились другие популярнейшие скачки, куда из Лондона можно было легко добраться меньше чем за день, Эскот отделяло от столицы расстояние в тридцать миль.
Лишь немногим из «коринфян»— как называли тогда богачей, увлекающихся традиционными «аристократическими» видами спорта: верховой ездой, боксом и фехтованием, — удавалось добраться до Эскота за день с остановками только для перемены лошадей.
Большая часть публики выезжала на скачки загодя, двигалась не торопясь и оставалась в Эскоте не менее пяти суток. Само собой, все помещения, едва пригодные для ночлега, сдавались приезжим, все окрестные гостиницы буквально лопались от обилия постояльцев.
Трудностей с помещением не ведали лишь те, кто был приглашен в замок Виндзоров или кто мог выложить астрономическую сумму за найм одного из окрестных особняков.
Остальным любителям великолепного зрелища приходилось довольствоваться скудными удобствами местных постоялых дворов, за которые взималась непомерная плата. Нередко, возвращаясь со скачек, гость узнавал, что ему придется ночевать на диване, а то и ворочаться до утра на травяном матраце.
Демелса и без пояснений брата могла вообразить, какие неудобства причинил публике пожар в лучшей Брекнеллской гостинице «Уздечка и подкова», случившийся как раз в пятницу, накануне начала скачек.
Джерард принялся с упоением рассказывать сестре предысторию своей удачной сделки:
— Мы как раз пили в клубе «Уайте», когда Треварнон, услышав новость, воскликнул на всю кофейную комнату, где все это происходило: «Черт возьми, что же мне теперь делать? — Никто ему не ответил, и он продолжал:
— У меня на скачки заявлено пять лошадей, среди них мой лучший жеребец Крусадер. И они уже на пути в Брекнелл!»