25 
– Тогда с удовольствием. Пить хочется. На дороге такая пыль.
– Добавить содовой? Скажите сколько.
– Доверху.
– Я все равно хотел с вами поговорить, прежде чем вы к ней пойдете. Вы, наверное, слышали о моей женитьбе?
– Мне о ней сказал посол.
– А что именно он вам сказал?
– Да ничего особенного. Почему вы спрашиваете?
– Очень уж много ходит разговоров. А Хэмфрис со мной не кланяется.
– Ну, это вам повезло.
– Видите ли… – Чарли Фортнум запнулся. – Понимаете, она такая молоденькая, – сказал он; непонятно, оправдывал ли он своих критиков или каялся сам.
Доктор Пларр сказал:
– Опять же вам повезло.
– Ей еще нет двадцати, а мне, как вы знаете, за шестьдесят.
Доктор Пларр заподозрил, что с ним хотят посоветоваться не по поводу болей в животе у жены, а по куда более неразрешимому вопросу. Он выпил, чтобы хоть как-то заполнить неловкую паузу.
– Но беда не в этом, – сказал Чарли Фортнум. – (Доктор Пларр поразился его интуиции.) – Покуда что я справляюсь… А потом… всегда ведь есть бутылка, верно? Старинный друг дома. Это я о бутылке так говорю. Помогала и отцу, старому греховоднику. Нет, я насчет нее вам хотел объяснить. Чтобы вы не очень удивились, когда ее увидите. Она такая молоденькая. И к тому же застенчивая. Не привыкла к такой жизни. К дому, к слугам. И к деревне. В деревне ведь так тихо, когда стемнеет.
– А она-то сама откуда?
– Из Тукумана. Настоящих индейских кровей. У дальних предков, конечно. Должен вас предупредить: врачей она не очень жалует. Что-то с ними связано нехорошее.
– Постараюсь заслужить ее доверие, – сказал доктор Пларр.
– А ее боли, знаете, я подумал, уж не ребенок ли это? Или что-нибудь в этом роде.
– Она не принимает пилюли?
– Вы же знаете их, испанских католичек. Все это, конечно, одни суеверия. Вроде того, что нельзя проходить под лестницей. Клара понятия не имеет, кто такой Шекспир, зато наслушалась про этот, ну как его там, запрет папы. Но все равно, мне надо как-нибудь добыть эти пилюли, через посольство, что ли. Представляете, что там скажут? Тут их не купишь даже на черном рынке. Я-то, конечно, всегда пользовался тем, что надо, пока мы не поженились.
– Значит, брали грех на себя? – поддразнил его доктор Пларр.
– Ну, знаете, у меня с годами совесть задубела. Лишний грешок ничего не убавит и не прибавит. А если ей так приятнее… Когда вы допьете виски…
Он повел доктора Пларра по коридору, где висели викторианские гравюры на спортивные сюжеты, всадники падают в ручей, лошади заартачились перед живой изгородью, охотникам выговаривает доезжачий. Фортнум шел тихо, на цыпочках. В конце коридора чуть приоткрыл дверь и заглянул туда в щелку.
– По-моему, проснулась, – сказал он. – Я вас подожду на веранде, Тед, там виски. Не задерживайтесь.
Под статуэткой святой горела электрическая свеча, святой доктор Пларр не узнал, но она мгновенно напомнила ему кельи вокруг дворика в доме сеньоры Санчес: в каждой из них тоже горела перед статуэткой святой свеча.
– Добрый вечер, – обратился он к голове, лежавшей на подушке.
Лицо было так занавешено темными прядями, что остались видны только глаза, они блестели, как кошачьи глаза из кустарника.
– Не хочу, чтобы меня осматривали, – сказала девушка. – Не позволю, чтобы меня осматривали.
– Я и не собираюсь вас осматривать. Расскажите, где у вас болит живот, вот и все.
– Мне уже лучше.
– Ладно. Тогда я сейчас уйду. Можно зажечь свет?
– Если вам надо, – сказала она и откинула волосы с лица.
На лбу доктор Пларр заметил маленькую серую родинку, там, где индуски… Он спросил:
– В каком месте болит? Покажите.
Она отвернула простыню и показала пальцем место на голом теле. Он протянул руку, чтобы пощупать живот, но она отодвинулась. Он сказал:
– Не бойтесь. Я не буду вас осматривать, как доктор Беневенто, – и услышал, как у нее перехватило дыхание. Тем не менее она разрешила ему подавить пальцами живот.
– Здесь?
– Да.
– Ничего страшного. Небольшое воспаление кишечника, и все.
– Кишечника?
Он видел, что слово это ей незнакомо и пугает ее.
– Я оставлю для вас немного висмута. Принимайте с водой. Если добавить в воду сахар, будет не так противно. На вашем месте виски бы я не пил. Вы ведь больше привыкли к апельсиновому соку, верно?
Она поглядела на него с испугом и спросила:
– Как вас зовут?
– Пларр, – сказал он. И добавил: – Эдуардо Пларр.
25 
