40 
– Ага, простите, Ана. Совсем забыл. Конечно, ступайте. – Его раздражало, что она не кажется ему привлекательной, поэтому он воспользовался случаем ее подразнить. – Помолитесь за меня, – сказал он.
Она пропустила его зубоскальство мимо ушей.
– Когда кончите осмотр, оставьте их карточки у меня на столе.
Халат ее захрустел, когда она выходила из комнаты, как крылья майского жука.
Доктор Пларр сказал:
– Сомневаюсь, чтобы ей долго пришлось исповедоваться.
– Те, кому не в чем каяться, всегда отнимают больше времени, – сказал Леон Ривас. – Хотят ублажить священника, подольше его занять. Убийца думает только об одном, поэтому забывает все остальное, может грехи и почище. С ним мало возни.
– А ты все еще разговариваешь как священник. Почему ты женился?
– Я женился, когда утратил веру. Человеку надо что-то беречь.
– Не представляю себе тебя неверующим.
– Я говорю ведь только о вере в церковь. Или скорее в то, во что они ее превратили. Я, конечно, убежден, что когда-нибудь все станет лучше. Но я был рукоположен, когда папой был Иоанн [Иоанн XXIII (1881-1963); избран папой в 1958 году]. У меня не хватает терпения ждать другого Иоанна.
– Перед тем, как идти в священники, ты собирался стать abogado. А кто ты сейчас?
– Преступник, – сказал Леон.
– Шутишь.
– Нет. Поэтому я к тебе и пришел. Нам нужна твоя помощь.
– Хотите ограбить банк? – спросил доктор.
Глядя на эти торчащие уши и после всего, что он о нем узнал, Пларр не мог принимать Леона всерьез.
– Ограбить посольство, так, пожалуй, будет вернее.
– Но я же не преступник, Леон. – И тут же поправился: – Если не считать парочки абортов. – Ему хотелось поглядеть, не дрогнет ли священник, но тот и глазом не моргнул.
– В дурно устроенном обществе, – сказал Леон Ривас, – преступниками оказываются честные люди.
Фраза прозвучала чересчур гладко. Видно, это была хорошо известная цитата. Доктор Пларр вспомнил, что Леон сперва изучал книги по юриспруденции – как-то раз он ему объяснил, что такое гражданское правонарушение. Потом на смену им пошли труды по теологии. Леон умел при помощи высшей математики придать достоверность даже троице. Наверное, и в его новой жизни тоже есть свои учебники. Может быть, он цитирует Маркса?
– Новый американский посол собирается в ноябре посетить север страны, – сказал Леон. – У тебя есть связи, Эдуардо. Все, что нам требуется, – это точный распорядок его визита.
– Я не буду соучастником убийства.
– Никакого убийства не будет. Убийство нам ни к чему. Акуино, расскажи, как они с тобой обращались.
– Очень просто, – сказал Акуино. – Совсем несовременно. Без всяких электрических штук. Как conquistadores [конкистадоры (исп.)] обходились ножом…
Доктора Пларра мутило, когда он его слушал. Он был свидетелем многих неприятных смертей, но почему-то переносил их спокойнее. Можно было что-то сделать, чем-то помочь. Его тошнило от этого рассказа, как когда-то, когда много лет назад он анатомировал мертвеца с учебной целью. Только когда имеешь дело с живой плотью, не теряешь любопытства и надежды. Он спросил:
– И ты им ничего не сказал?
– Конечно, сказал, – ответил Акуино. – У них все это занесено в картотеку. Сектор ЦРУ по борьбе с партизанами остался мною очень доволен. Там были два их агента, и они дали мне три пачки «Лаки страйк». По пачке за каждого человека, которого я выдал.
– Покажи ему руку, Акуино, – сказал Леон.
Акуино положил правую руку на стол, как пациент, пришедший к врачу за советом. На ней не хватало трех пальцев; рука без них выглядела как нечто вытащенное сетью из реки, где разбойничали угри. Акуино сказал:
– Вот почему я начал писать стихи. Когда у тебя только левая рука, от стихов не так устаешь, как от прозы. К тому же их можно запомнить наизусть. Мне разрешали свидание раз в три месяца (это еще одна награда, которую я заслужил), и я читал ей свои стихи.
– Хорошие были стихи, – сказал Леон. – Для начинающего. Что-то вроде «Чистилища» в стиле villancico [старинные испанские народные песни, нечто вроде рождественских колядок (исп.)].
– Сколько тут вас? – спросил доктор Пларр.
– Границу перешло человек двенадцать, не считая Эль Тигре. Он уже находился в Аргентине.
– А кто он такой, ваш Эль Тигре?
– Тот, кто отдает приказания. Мы его так прозвали, но это просто ласковая кличка. Он любит носить полосатые рубашки.
– Безумная затея, Леон.
– Такие вещи уже проделывали.
40 
