Элизабет прошла следом за Амадо в его кабинет и молча ждала, пока он вытаскивал из своего стола какую-то папку. Когда Элизабет увидела внутри нее образцы новых винных этикеток, она была и удивлена, и испытала чувство облегчения. Она-то предполагала увидеть нечто, связанное с состоянием Амадо, и теперь была благодарна ему, что он стремился поскорее восстановить нормальную атмосферу… и неважно, насколько искусственно это было. Элизабет необходимо время, чтобы твердо усвоить и как-то ужиться с этой бедой, а уж потом принимать какие-то решения.
А самое важное — ей надо все же рассказать Майклу, а потом попытаться как-то изменить их отношения, отойти от него. Правда, она не сомневалась, что нужна ему не меньше, чем умирающему Амадо.
Когда позднее в это же утро Элизабет добралась до работы, она поискала глазами на автомобильной стоянке пикапчик Майкла, однако его там не оказалось. Легкое беспокойство овладело Элизабет. Она отогнала это чувство, убедив себя, что он может быть где угодно.
В десять часов ей позвонил Амадо и сказал, что решил взять на этот день отгул, чтобы заняться личными делами и отдохнуть перед вечеринкой, на которую их пригласили Робертсоны. Элизабет подумала, не спросить ли у него, не видел ли он Майкла или не слышал ли что-нибудь о нем, однако ей не хотелось, чтобы Амадо знал о ее беспокойстве.
Когда миновал полдень, а Майкл и не появился на винном заводе к обеду и не позвонил, чтобы сообщить Кристине, где его можно разыскать, Элизабет отложила работу и отправилась на поиски. Но никто ни на заводе, ни в виноградниках не видел Майкла и ничего не слышал о нем. Ей пришло в голову позвонить в Модесто, но и там его тоже не оказалось.
В конце концов Элизабет поехала домой посмотреть, не вернулся ли он. И хотя его пикапа по-прежнему не было на месте, она все-таки решила попробовать заглянуть в его дом. Еще не дойдя до него нескольких метров, она заметила кусочек бумаги, прикрепленный к парадной двери. Растущее чувство беспокойства охватило ее, когда она вступила на крыльцо и увидела, что на конверте написано ее имя.
Открыв клапан конверта, она вынула оттуда листок бумаги.
«Элизабет!
Прости меня, я честно старался, но больше оставаться здесь не могу. Мы с тобой оба все это время понимали, что, независимо от того, как долго мы будем ждать, ничто не сможет измениться.
Почему-то, влюбившись в тебя, я позволил себе смириться с поражением после того, как пообещал, что этого никогда больше не произойдет. Если и следует на кого-то возложить вину, то я полностью принимаю ее на себя. И должен был все предвидеть.
Для Амадо я тоже оставил письмо на винном заводе. В нем я, по-моему, достаточно логично и разумно объяснил причину своего отъезда. Я собирался сказать ему это лично, но потом сообразил, что мне с этим никогда не справиться. Единственный способ — поступить так вот бессердечно, как это, возможно, выглядит.
Майкл.
P.S. Говарда я взял с собой. Он, кажется, не испытывает особого энтузиазма по поводу отъезда, но вообще-то я тоже. Из нас получится та еще парочка, тебе не кажется?»
Прислонившись головой к прохладному стеклу, Элизабет закрыла глаза, чтобы дать полную волю боли. И та окутала ее, словно старый приятель, уверенный, что его примут с радостью. Элизабет горько рыдала от такой несправедливости — потерять разом и Майкла, и Амадо.
— Элизабет?
При звуке голоса Амадо она повернулась. Он пересекал подъездную дорожку, направляясь к ней. Она глубоко вздохнула и поморгала, чтобы убрать влагу из глаз, а потом запихнула записку в карман.
— Я не думаю, что Майкл уже пришел домой, — сказал Амадо, когда они встретились на дорожке. — Во всяком случае, я его не видел.
Элизабет никак не могла сосредоточиться. Она просто не знала, что сказать. Так много за эти часы обрушилось на нее.
— Амадо, он уехал.
— Да, я знаю, — он произнес это медленно, словно говоря на каком-то иностранном языке. — А на винодельне ты не смотрела?
— Там его тоже нет, — она попыталась улыбнуться, чтобы смягчить то, что должно было за этим последовать, но губы отказывались ей повиноваться. — Он нас покинул.
Ободряющий огонек в глазах Амадо поблек.
— О чем ты говоришь?
Ах, как ей хотелось бы оказаться где-нибудь в другом месте! Сбежать, спрятаться, мчаться прочь до тех пор, пока ноги перестанут ее слушаться.
— Майкл решил, что настало время для его переезда. — По дворику пронесся порыв ветра. Элизабет обхватила себя руками, словно опасаясь, что ее вот-вот унесет прочь. — Я полагаю, нам придется подыскать другого главного винодела. Поскольку это довольно трудно, то невозможно сказать…