– Генриетта, вы не можете постоянно находиться в заточении, – мягкий голос Джеда вывел ее из задумчивости. – Вокруг вас – огромный мир, и рано или поздно вам придется снова встать на ноги и начать жить.
– Вы утверждаете, что я не живу, только потому, что я отказалась с вами пообедать?
– Видимо, да. – Он протянул руку и взял девушку за подбородок, вынуждая ее поднять голову и посмотреть ему в лицо. – А есть еще причины? – Их предостаточно, между прочим, и… – Я здесь один, в огромном городе, провожу бесконечные вечера в пустых, бездушных стенах отеля, а вы отказываете мне в своем обществе, – грустно продолжал он, как будто Генриетта ничего не сказала. – Вы ведь не злой и не скупой человек, уж в этом я уверен, значит, только страх мешает вам принять абсолютно бескорыстное предложение от друга.
– Страх? – Генриетта ушам своим не верила. – И с каких это пор вы стали моим другом? – нелюбезно добавила она.
– Разве я не друг? – Он удивленно изогнул бровь. – Вы меня воспринимаете не как друга, Генриетта? Тогда… как именно?
– Я вас вообще никак не воспринимаю, – немного нелогично возразила она, – и уж точно не боюсь. – Она ощутила слабый укол совести, но отмахнулась от него. – Просто я остановилась в доме у брата, и было бы невежливо принять ваше приглашение, когда Дэвид ждет меня к ужину. Я так редко вижу его детей, да и Мерфи ждет…
Она вдруг замолчала. Перед кем она оправдывается? Она не обязана ничего ему объяснять. Надо успокоиться и взять себя в руки.
– Кажется, я слышал свое имя!
Дэвид подошел незаметно, но когда он обнял ее за талию, она почувствовала, что в жизни никому еще не была так рада.
– Я пригласил Генриетту со мной пообедать, но она объяснила, что дети будут разочарованы, если она не появится, дома, – спокойно сказал Джед. – И Мерфи тоже. – Он хладнокровно взирал на красные щеки Генриетты.
– Она права. – (Ее любовь к Дэвиду возросла в несколько раз.) – Но ничто не мешает вам присоединиться к нашей компании, если, конечно, вы не против небольшого бедлама, – весело закончил тот.
Нет, иногда она его просто ненавидит…
– Мне не хотелось бы беспокоить вашу жену…
Это была обычная вежливость, поэтому, когда Дэвид заявил, что Сара привыкла, что к ним постоянно кто-то заглядывает, Генриетта поняла, что возражать бесполезно.
– Хен. – Дэвид толкнул ее локтем в бок.
– Да, – девушка выдавила из себя улыбку, – Сара не будет возражать.
– Тогда я с удовольствием приду. – Джед одарил их улыбкой, которую, как уже могла убедиться Генриетта, он приберегал для особых случаев; и в этот раз в ее рекламно-белоснежной ослепительности чувствовалось удовлетворение от одержанной победы.
– Давайте я напишу вам адрес. – Будь Дэвид собакой, он бы отчаянно завилял хвостом. – Это самое малое, что мы можем для вас сделать, ведь вы были так щедры сегодня, да и кто бы мог подумать, что здесь объявится хозяин той самой мельницы? – радостно говорил он.
Действительно, кто бы мог подумать? – повторила про себя Генриетта. Кто?..
– Я получил истинное наслаждение, – довольно промурлыкал Джед. – Раньше я не видел работ Генриетты, но они великолепны; в ней скрыт настоящий талант. Надеюсь в будущем открыть для себя еще больше, – добавил он невинно.
– Что ж, мы рады видеть вас в галерее в любое время, – искренне заверил его Дэвид. – В нашей экспозиции всегда присутствуют работы Генриетты, и в последнее время она очень хорошо продается.
– Я обязательно еще что-нибудь куплю, – с серьезным видом кивнул Джед.
– Тогда около восьми? – Дэвид бросил взгляд на дверь. – Значит, увидимся позже. Мне еще надо поймать миссис де Фишель, пока она не ушла: эта дама – хозяйка сети магазинов в Уэст-Энде… – И он помчался вслед за старушкой с розовыми волосами, в туалете от Диора и бриллиантах, с белым пуделем под мышкой.
– Не знаю, зачем она пришла. – Генриетта проводила взглядом брата, и Джед посмотрел туда же. – Ее никогда не интересовало мое направление, ее конек, скорее, скульптуры и модерн. Она обожала произведения Мелвина… – Девушка запнулась.
– Он был художником? – негромко спросил Джед.
– Скульптором. Очень талантливым, – бесстрастно проговорила Генриетта. Талантливым и неуравновешенным. Но, может быть, все гении находятся на волоске от сумасшествия? Эта мысль не раз посещала ее после смерти мужа.
– Невозможно жить только прошлым, Генриетта. – Голос Джеда заставил ее посмотреть ему в глаза. – Вы живы, а он мертв, – продолжал тот более прямолинейно, чем хотел. – Рано или поздно вам придется взять себя в руки и идти дальше.