52 
— В парке я ни на кого конкретно не смотрел. Погода стояла холодная и ветреная. В такие дни люди для пробежки стараются укутаться потеплее, некоторые надевают наушники. Там вовсе не принято общаться, каждый погружен в себя.
— То есть на протяжении двух с половиной часов, бегая по улице в холодный и ветреный мартовский день, вы были погружены в себя?
— Однажды в ноябре я участвовал в марафоне. И среди моих клиентов есть бывшие футболисты-профессионалы. Они подтвердят, что, как бы ни было на улице зябко, едва они выходят на игру, в кровь начинает поступать адреналин, и они просто не чувствуют холода. Так и я в то утро.
— Мистер Олдрич, оцените, верно ли я описываю развитие событий. В то утро адреналин поступил к вам в кровь после осознания того, что, по вашим же словам, примирение с бывшей супругой уже невозможно. Кроме того, вы знали, что Натали находится у себя дома. Из всего этого можно допустить следующее: вы взяли в прокате машину, за полчаса доехали до Клостера, достали ключ из тайника, о существовании которого вам было известно, и подкараулили свою жену в кухне. Так было дело?
— Совершенно не так. Абсолютно.
Эмили, сверкая глазами и указывая на обвиняемого, громогласно и язвительно спросила:
— Вы ведь убили вашу жену в то утро, верно? Застрелили и оставили умирать, думая, что окончательно разделались с ней! А затем отправились в Нью-Йорк и, возможно, бегали потом по Центральному парку в надежде, что кто-нибудь вас увидит. Я права?
— Нет, не правы!
— А еще через какое-то время вернули в прокат машину, на которой шпионили за своей женой. Да, мистер Олдрич?
Грег, уже стоя, сорвался на крик:
— Я не трогал Натали! Я не смог бы даже пальцем ее тронуть!
— Но вы тронули ее. И даже больше — не просто тронули, а убили! — выкрикнула в ответ Эмили.
Настала очередь Мура вскакивать с места.
— Возражаю, ваша честь! Я возражаю! Прокурор провоцирует свидетеля.
— Возражение принимается. Обвинитель, успокойтесь и переформулируйте ваш вопрос, — постановил судья Стивенс тоном, в котором явно звучало раздражение.
— Вы убили вашу жену, мистер Олдрич? — гораздо мягче произнесла Эмили.
— Нет... нет... — запротестовал, запинаясь, Олдрич. — Я любил Натали, но...
— Но вы готовы были признать... — вмешалась Эмили.
— Возражаю, ваша честь! — гневно перебил защитник. — Она не дает ему закончить фразу.
— Принимается, — согласился Стивенс. — Мисс Уоллес, я предписываю вам дать свидетелю возможность говорить. Не вынуждайте меня снова делать вам замечания.
Эмили кивнула, показывая тем самым, что приняла указания судьи к сведению, и снова посмотрела на обвиняемого.
— Мистер Олдрич, разве вы ездили на Кейп-Код не потому, что Джимми Истон отказался от сделки по убийству вашей жены? — осведомилась она более ровным голосом.
Олдрич лишь беспомощно покачал головой.
— С Джимми Истоном я виделся один раз в баре, поболтал с ним несколько минут, и больше мы никогда не встречались.
— Но вы заплатили Истону, чтобы он выследил и убил ее? Не так ли все происходило?
— Я не нанимал Истона и не покушался на жизнь Натали! — возмутился Олдрич. Его плечи вздрагивали, глаза были полны слез. — Почему вы не понимаете? Кто-нибудь способен меня понять?
Его голос пресекся и сорвался на судорожные рыдания.
— Ваша честь, могу ли я попросить перерыв? — поспешно обратился к судье Мур.
— Объявляется пятнадцатиминутный перерыв, — изрек судья Стивенс. — Свидетель должен успокоиться.
Вскоре заседание продолжилось. Грег Олдрич уже взял себя в руки и вернулся на свидетельскую трибуну. Он был бледен, но выказывал решимость и дальше терпеливо сносить едкий тон обвинительницы.
— У меня осталось всего несколько вопросов к свидетелю, ваша честь, — сообщила Эмили.
Миновав судейскую скамью, она подошла к трибуне и остановилась прямо перед Олдричем, пытливо на него взирая. Выдержав паузу, она сказала:
— Мистер Олдрич, на прямом допросе вы подтвердили, что в гостиной вашей нью-йоркской квартиры имеется столик с выдвижным ящиком, который при открывании издает характерный громкий звук.
— Да, это так, — еле слышно отозвался Олдрич.
— Будем честными, можно ли утверждать, что Джимми Истон в подробностях описал и сам столик, и этот звук?
— Да, можно, хотя у меня дома он никогда не был.
— Мистер Олдрич, вы обмолвились, что скрип столика считался в вашей семье своего рода фамильной шуткой, вы все называли его «посланием с того света».
52 
