Когда они наконец доехали, Серафина вышла из кареты и пошла в дом, думая о том, как было бы хорошо стать постарше, чтобы знать, что делать.
Любая умудренная опытом женщина, которая знает, как вести себя с мужчинами, справилась бы со сложившейся ситуацией.
Серафина же ощущала себя этакой неуклюжей девчонкой, которая понятия не имеет, как вести себя в подобном положении, и способна лишь на то, чтобы снова и снова с ужасом вспоминать произнесенные леди Брейтвейт слова.
В гостиной их уже ждали подносы с разнообразными напитками и несколько писем, которые, должно быть, прибыли с вечерней почтой.
Серафина повернулась к Кельвину.
— Я… пожалуй… пойду лягу, — сказала она, в глубине души надеясь, что муж попросит ее остаться.
— Конечно, ведь вы, наверное, устали, — ответил он, и это были первые слова, с тех пор как они с Серафиной покинули дом губернатора. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — проговорила Серафина несчастным голосом и вышла из гостиной.
Она прошла через маленький холл в спальные комнаты.
У них с Кельвином были смежные спальни, однако дверь между ними оставалась закрытой, и Серафина не сомневалась, что так будет и впредь.
Она понимала, как он сейчас зол и обижен, но ей так хотелось, чтобы он вошел к ней в спальню и поговорил с ней. Они могли бы просто посмеяться над тем, что произошло, и инцидент уже не казался бы столь значительным.
Однако Серафина знала, что это невозможно.
Обычно она не открывала на ночь окна, лишь задергивала шторы.
Но сегодня Серафина открыла не только окно, выходящее на веранду, но и подняла плотную сетку, предназначенную для защиты от всевозможных насекомых.
Ночи были еще прохладные, и необходимости в ней пока что не было.
Ночной воздух, мягкий и влажный, холодком повеял на обнаженные плечи Серафины.
В бездонном небе светились звезды, из сада доносилось стрекотание кузнечика.
«Как здесь красиво, — подумала Серафина. — Мы могли бы быть так счастливы».
В одно мгновение леди Брейтвейт уничтожила чувство покоя и счастья, которое Серафина испытывала сегодня днем, и то ощущение духовной близости, которая установилась у нее с Кельвином с тех пор, как они приехали в Бомбей.
«Я ненавижу ее! Ненавижу! Ненавижу!» — вновь и вновь повторяла Серафина.
Когда они уезжали на обед к губернатору, Серафина разрешила Марте не ждать ее.
Горничная была уже немолода, и хотя настоящая жара еще не наступила, она все равно страдала от нее. Серафина поняла, что Кельвин прав: для Марты самое лучшее — вернуться в Англию.
Без особого труда она сняла платье, повесила его в шкаф, потом скинула и остальную одежду.
Марта оставила ей на кресле ночную батистовую сорочку, отороченную тончайшим кружевом.
Серафина надела ее.
Она знала, что это отец выбрал для нее именно батистовую сорочку, понимая, что в жаркой Индии шелковую рубашку не наденешь.
«У папы удивительная способность подмечать всякие мелочи!» — подумала Серафина. Она, правда, не сомневалась, что, если бы она сказала что-то подобное Кельвину, это дало бы ему лишний повод для раздражения.
Однако вряд ли он когда-нибудь узнает, в чем она спит ночью, с грустью подумала Серафина.
Секунду она колебалась, стоит ли причесаться на ночь, но решила, что раз Марта тщательно расчесала ее волосы, когда делала ей прическу к званому обеду, то можно сейчас этого не делать.
Серафина вытащила из волос шпильки, и белокурые волосы рассыпались по ее плечам.
Потом она задула на туалетном столике свечи.
Серафина обычно не пользовалась электрическим светом, поскольку любила смотреть в окно на звезды.
Кроме того, на свет слетались бабочки и мотыльки.
Их уже и сейчас немало кружилось вокруг единственной свечи, которую она оставила возле кровати.
Серафина решила все-таки задернуть шторы, чтобы первые солнечные лучи не разбудили ее рано утром.
Рассвет обычно наступал около четырех часов утра, а она вставала гораздо позже, иначе ей пришлось бы очень долго ждать, когда Кельвин спустится вниз к завтраку.
«Интересно, что он сейчас чувствует? О чем думает?» — спрашивала она себя.
Внезапно Серафина ощутила нестерпимое желание открыть дверь и войти в его спальню.
Она прислушалась. Прошло несколько секунд, и ей показалось, что из его спальни донесся какой-то звук.
Она не ошиблась. Еще один слабый звук подтвердил ее догадку — Кельвин был у себя в спальне.