Чейз изобразил на лице грустную улыбку.
— Не за что, — тихо ответил он.
Спустя полчаса Милли была уже на палубе в шелковом светло-коричневом платье, и лодка держала курс на Ангилью.
Чейз скинул свой блейзер, освободился от галстука и закатал рукава белоснежной накрахмаленной рубашки. Выглядел он просто превосходно.
После короткого разговора на кухне они и словом не обмолвились, и Милли нервничала. Ей хотелось вернуть то веселое подшучивание и легкость, которые были раньше в их общении.
Милли погрустнела и перевела взгляд на море. Солнце уже начало тонуть в воде. Их третий закат. Осталось еще четыре, и всему придет конец. По их общему согласию они больше никогда не увидят друг друга.
Чейз оставил румпель в покое и сел рядом с ней, бросив взгляд на вновь умирающее солнце. Ветер взъерошил его волосы. Он не спрашивал, о чем она думает, вообще не говорил ничего, и Милли знала почему. Ему нравилось напирать на нее при условии, что она отвечала тем же, а не уступала. Ему нравилось предвкушать. Он сам сказал, что любит момент до больше, чем момент после.
А сейчас как раз был второй.
— Итак, как у тебя оказалась вилла на этом острове, если ты не хотел иметь ничего общего с бизнесом своей семьи? — спросила она, когда тишина затянулась настолько, что стала невыносимой.
Чейз не сводил глаз с темнеющего моря:
— Мой дедушка завещал остров мне и моим братьям, и отец ничего не смог с этим поделать. Когда я встал на ноги, я построил здесь виллу. Хоть я особо ей и не пользовался потом, это был своеобразный способ утереть нос отцу, пусть он и умер.
— Должно быть, тебя сильно задел тот факт, что он лишил тебя наследства, — тихо заметила Милли.
— Да, приятным это никак не назвать, — пожал плечами Чейз.
— А что с твоей мамой?
— Она умерла от рака груди, когда мне было двенадцать.
— Соболезную.
Он еще раз пожал плечами.
— А что по поводу твоих братьев? Вы хорошо общаетесь?
Он вздохнул и провел рукой по волосам.
— Более или менее. Арон довольно сносен, но считает, что жизнь — это увеличенная копия игры в монополию, где у него есть куча денег. А Люк, будучи средним братом, все время пытается кому-то что-то доказать — убежденный трудоголик.
— Да, а тебя в таком случае как видят в этой семье?
— Паршивой овцой.
— Кто-нибудь из них женат?
— Нет, никто из нас троих, похоже, не готов к такому серьезному шагу, — ответил Чейз.
Его тон был, как обычно, беззаботным, но Милли уловила не высказанное вслух предупреждение. Замечательно! Теперь он думает, что после того, что между ними было, она наивно начала мечтать о счастливой семейной жизни. Это неправда! Ну, разве что лишь на секунду…
— То есть вы в целом ладите?
— Я же сказал, более или менее.
Не особо похоже на счастливую семью. Милли тяжело вздохнула. Пора прекращать думать в этом направлении и хотеть от Чейза того, чего он дать не мог. Судьба сыграла с ней злую шутку.
— Ну а ты? У тебя есть семья? — спросил Чейз.
— Родители и сестра.
— Вы близки?
— Да, — ответила Милли и осеклась. Хоть они и были близки, им она не рассказывала о своем браке так много, как Чейзу.
— Ага, значит, и не настолько уж и близки, — догадался он.
— Нет, на самом деле близки. Моя сестра Зои замечательная. Почти каждую неделю она забегает проведать меня, приносит мою любимую закуску и следит, чтобы я не работала слишком уж много.
— Любимую закуску?
— Да, начос с сыром.
— Как неизысканно, — рассмеялся Чейз. — Я думал, это будет горький шоколад или какой-нибудь экзотический шербет.
— Не такая уж я предсказуемая, да? — заметила Милли.
На мгновение все вернулось на круги своя. Она снова почувствовала ту легкость и веселье. Но что-то мрачное промелькнуло во взгляде Чейза, и он отвернулся к морю.
— Мы почти прибыли, — вскоре произнес он.
Отражающиеся в темной воде огни приближающейся Ангильи слегка подрагивали. Чейз поднялся и принялся колдовать над парусами. В полнейшей тишине их лодка причалила к пирсу, и он помог Милли сойти.
Ресторан находился прямо на пляже — маленький белый домик с коричневой черепицей — один из десятков таких же. Наконец выбравшись с острова с напыщенными богачами, Милли почувствовала, как настроение улучшается. Здесь все было обычным. Тощий кот лежал на каменном заборе, опоясывающем берег. Дети играли в мяч в тусклом свете.