22 
— Я сама дойду, — сказала Мишель, когда машина затормозила у подъезда ее дома, и выбралась наружу. Никос хмыкнул. Он тоже вышел из машины и стоял, насмешливо глядя на нее.
— Дойдешь или тебя понести? — Он не хотел ничего слышать, и никакие протесты на него не действовали.
— Пошел ты к черту!
— Я там уже был дважды за последние сутки. — Никос обошел вокруг автомобиля и приблизился к Мишель. — Ну как, пойдешь или отнести?
— Если ты только посмеешь… — Ничего больше ей сказать не удалось, потому что он легко перебросил ее через плечо, подошел к двери, отпер ее же собственной магнитной карточкой и проследовал через холл к лифтам. — Отпусти меня, черт! — Она принялась молотить кулаками по его спине и только вскрикнула, когда он сильно тряхнул ее.
Не обращая внимания на кошачье шипение за спиной, он вошел в лифт, нажал нужную кнопку, затем, когда лифт остановился, спокойным шагом подошел к двери, открыл ее и, лишь оказавшись в прихожей, поставил Мишель на ноги.
— Хочешь подраться? — ехидно проговорил он. — Давай.
— Ты… — заговорила она, задыхаясь от гнева, — таких грубиянов и эгоистов, как ты, я еще не встречала. Уходи сейчас же.
— Выбирай — здесь или у меня, — сказал он, словно не слыша ее.
Что-то в его позе и застывшем выражении лица заставило ее притихнуть и насторожиться.
— Тебе не кажется, что ты слишком далеко зашел, играя роль героя-спасителя?
— Нет, не кажется.
Немногословен и непоколебим, как скала. Может, лучше уступить и не надрываться напрасно? Чем ругаться, лучше попробовать все как-то уладить.
— Я могу позвонить в полицию, и тебя заберут. — Это была последняя безнадежная попытка настоять на своем.
— Давай, звони, — сказал он.
Не подчиняться, не дать себя сломать, ни за что. Да только уже сейчас ясно, как все пойдет дальше, и сколько бы она ни сопротивлялась, никакого проку от этого не будет.
Значит, надо признать поражение и уступить — частично.
— Можешь спать в другой комнате.
Мишель пересекла гостиную и, войдя в спальню, плотно прикрыла дверь.
Если ему обязательно нужно спать здесь, пусть спит. А она наполнит ванну горячей водой, подольет пахучего жидкого мыла, взобьет пену и будет сидеть там, вся в пузырьках… пока не успокоится. Потом как следует вытрется, ляжет в постель и будет спокойно спать, пока утром ее не разбудит будильник.
Мишель залезла в ванну и легла, погрузившись в благоухающую воду. Какое это блаженство — лежать вот так, безвольно расслабившись.
Она сонно закрыла глаза… и подскочила, расплескивая воду, когда раздался резкий стук. В следующее мгновение дверь открылась и в ванную спокойно, как ни в чем не бывало, вошел Никос.
— Какого черта ты сюда вперся?
«Как она похожа на ребенка», — подумал он про себя. Растерянные, сердитые глаза, волосы, скрученные в пучок и сколотые на макушке, и кругом пена, видны только плечи и голова.
— Я подумал, вдруг ты заснула. Так ведь можно и утонуть.
Ее зрачки расширились от гнева, глаза потемнели и казались огромными.
— Ты что, не мог постоять и подождать, пока я отвечу?
— Я постоял, а ты не отвечала, — невозмутимым тоном объяснил он. — Поэтому и вошел.
— Ну хорошо, а сейчас поворачивайся и уходи. Не зная, как еще выразить свое возмущение, она вдруг, неожиданно не только для него, но и для себя самой, зачерпнула ладонями пенной воды и плеснула на него.
Грудь его рубашки мгновенно потемнела. Мишель в оцепенении скользнула взглядом по сползавшим вниз клочьям пены, потом подняла глаза на его лицо. И того, что увидела в его взгляде, Мишель испугалась еще больше.
В нем было откровенное, страстное желание. На мгновение ей подумалось, что он сейчас наклонится, вытащит ее из ванны…
К горлу подступил комок, и несколько секунд, казавшихся вечностью, она не могла вымолвить ни слова.
— Сам виноват, — с трудом пробормотала она наконец.
— Это что, извинение? — с ехидцей спросил Никос.
— Объяснение.
Его глаза блеснули.
— Давай, спускай воду и вылезай.
Мишель не двинулась с места.
— А ты будешь тут? Ни за что!
Никос взял с полки большое банное полотенце и развернул, держа перед собой широко разведенными руками.
Он увидел, как ее глаза наполнились слезами и стали похожи на два озерца. Устремленный на него беспомощный взгляд подействовал на него сильнее всяких слов. У него сжалось сердце. Он молча положил полотенце на место, повернулся и вышел.
22 
