Он сжал ее руку, она потеряла равновесие, упала прямо ему в объятия и ойкнула от неожиданности. Ей показалось, что его тело жесткое, как скала.
И еще он очень высокий.
Сильви забыла, что собиралась уйти.
– Скажи мне, – шепнула она гораздо более эмоционально, чем ей хотелось, – ты ненавидишь все, что попадает в твое поле зрения, или только меня?
В свете луны были хорошо видны его чувственные губы.
– Я знаю тебя. Я видел твое фото в Париже… На постерах… Они висели целых четыре месяца.
Сильви поморщилась.
– Это было год назад, когда запустили новое шоу.
«А еще это почти не имеет отношения ко мне».
Сильви выбрали для рекламы, потому что ее формы были выразительнее, чем у других девушек. Но на самом деле во время шоу на ней было надето больше, чем на всех танцовщицах, вместе взятых.
Она знала, что нужно отойти от этого человека, но не могла заставить себя пошевелиться. Кстати, а почему он ее не отталкивает? Он наверняка не одобряет, когда девушка раздевается, чтобы развлечь публику.
Его затянувшееся молчание разозлило ее еще сильнее.
Сильви приподняла бровь.
– Когда ты увидел меня во плоти, это подтвердило твои наихудшие подозрения?
Она заметила, что его горячий взгляд опустился, и почувствовала, что прижимается к нему грудью. Ее кожа на мгновение словно раскалилась. Голос зазвучал хрипло.
– Конечно, сейчас я тоже не полностью прикрыта. Он снова перевел взгляд на ее лицо.
– Но на шоу обычно видно гораздо больше.
Сильви высвободилась и оттолкнула его. Она была слишком зла, чтобы ничего не сказать напоследок.
– Меня тошнит от таких, как ты. Вы осуждаете то, о чем не имеете ни малейшего представления.
Она ткнула Аркима пальцем в грудь, раздосадованная тем, что продолжает считать его мужественным и привлекательным.
– Тебе известно, что «Амор» – одно из лучших кабаре в мире? Мы – танцоры-профессионалы наивысшего уровня. Это тебе не стриптиз какой-нибудь.
Он сухо поинтересовался:
– Так ты там раздеваешься?
– Ну…
На самом деле роль Сильви не требовала раздевания. Ее грудь была великовата, а Пьер предпочитал, чтобы целиком раздевались девушки с более скромными формами. Так, по его мнению, было эстетичнее.
Арким издал звук, выражающий, судя по всему, отвращение.
– Мне все равно, что ты делаешь: раздеваешься догола или висишь вниз головой на трапеции. Разговор окончен.
Сильви не стала рассказывать, что выделывает Жизель, посчитав, что это ему неинтересно.
В ее душе бурлили уязвленное самолюбие и гордость. И что-то еще более глубокое. Она не хотела, чтобы этот человек относился к ней плохо, хотя, по сути, его мнение не должно ничего для нее значить.
Девушка выругалась. Повышенная вспыльчивость являлась побочным эффектом ярко-рыжих волос. Сильви ненавидела эту свою особенность, но порой не могла сдержаться.
Арким стоял напротив нее, и его силуэт отчетливо вырисовывался на фоне ярко освещенного дома. На его лице был написан скептицизм.
Сильви захотелось истерически захихикать, но он неожиданно произнес ледяным голосом:
– Что ты сказала?
У нее пропало всякое желание смеяться. Она решила, что не даст себя запугать, и распрямила плечи.
– Я назвала тебя высокомерным нервным придурком.
Арким аль-Саид шагнул к ней с угрожающим видом. В темноте он казался похожим на тигра – опасный хищник в человеческом обличье. Ноги Сильви отказались двигаться в самый неподходящий момент, когда она хотела отступить. Все же девушка медленно пятилась, пока не коснулась спиной чего-то твердого. Это была беседка.
Акрим навис над ней, сжал ладонями ее лицо, и она вдруг почувствовала, как затрепетало сердце, а кожа покрылась мурашками от предвкушения. Он пах мускусом и далекими странами. То был запах обещания, опасности и страсти.
– Готова извиниться?
Сильви покачала головой:
– Нет.
Он молчал всего секунду, но она тянулась вечно, а затем сказал очень спокойно:
– А знаешь, ты права…
Она затаила дыхание:
– Права?
Он медленно кивнул и провел пальцем по ее щеке, потом по шее и по плечу до того места, где тело было прикрыто платьем.
Сильви боялась задохнуться. Там, где ее касались его руки, кожа вспыхивала. Еще ни один мужчина не заставлял ее испытывать ничего подобного. Это было ошеломляюще, и невозможно было этому противостоять.
– Да, – произнес он низким голосом, – я нервничаю. Я напряжен. Поможешь мне расслабиться?