140 
— Заглянул, — сказал Пин. — Иногда заглядывал, но я их не запоминаю. Это для Фродо, у него голова лучше устроена.
— Мне здесь карты не нужны, — сказал Гимли, подходя к хоббитам вместе с Леголасом и смотря на далекие горы странно загоревшимися глазами. — Там страна, где в древности трудились наши предки, очертания этих гор много раз повторяются в наших изделиях из дерева и металла, о них сложено много стихов и легенд. Вершины гномьих снов — Баруз, Зирак и Шатхур!
Только раз в жизни я видел их издали, но я их узнаю и знаю их имена, потому что под ними находятся Гномьи Копи, Казад-Дум, на эльфийском языке Мория, на Всеобщем — Черная Бездна. Вон стоит Баразинбар, Багровый Рог, злой Карадрас; за ним — пики Серебристый и Тусклый; белоснежный Келебдил и серый Фануинхол, по-гномьи Зиразигил и Бундушатур.
Там Мглистые Горы раздвигаются, и между длинных отрогов лежит в ущелье долина, которую никогда не забудет ни один гном: Азанулбизар, или Долина Димрилла. Эльфы называют ее Нандурион.
— Мы как раз идем в Долину Димрилла, — сказал Гэндальф. — Если пройдем перевал, прозванный Багровыми Воротами, то на той стороне Карадраса спустимся по Ступеням Димрилла в гномью долину. Там озеро Зеркальное и ключевые истоки реки Серебрянки.
— Холодны ключи Кибель-Налы, и темна вода Келед-Зарама, — сказал Гимли. — У меня сердце замирает при мысли, что я скоро смогу его увидеть!
— Надеюсь, ты его увидишь и порадуешься, мой добрый гном, — сказал Гэндальф. — Но мы не сможем там задерживаться. Из той долины мы пойдем вниз по Серебрянке в Сокровенные Леса, оттуда — к Великой Реке, а потом… — маг сделал паузу.
— А потом куда? — спросил Мерри.
— К концу Похода, в конце концов! — сказал Гэндальф. — Нечего далеко загадывать. Порадуемся, что первый этап благополучно пройден. Давайте отдохнем здесь не только днем, а и ночь прихватим. В Дубаине воздух целебный. Чтобы земля, на которой однажды жили эльфы, совсем их забыла, она должна пройти через большое зло.
— Это правда, — подтвердил Леголас. — Но эльфы этих мест были чуждым народом для нас, лесных жителей. Деревья и травы их не помнят. Одни камни их еще оплакивают. Я слышу: «Они нас добыли, они нас гранили, в постройках своих возносили… но они ушли». Да, их давно нет. Давно ушли в Гавань.
В то утро путники устроились в глубоком овраге, скрытом зарослями падуба. Разожгли костер, и ужин-завтрак у них получился веселее, чем в предыдущие дни. Укладываться спать никто не спешил, потому что впереди была целая ночь для сна: двигаться дальше они собирались не раньше вечера следующего дня. Только Арагорн был молчалив и озабочен. Посидев немного у костра вместе с остальными, он встал, поднялся на край оврага, потом на ближайший каменистый гребень. Там он довольно долго стоял под деревом, вглядываясь вдаль то в южном направлении, то в западном, и прислушиваясь. Потом вернулся к оврагу и сурово посмотрел сверху на развеселившихся друзей.
— Что случилось, Бродяжник? — окликнул его Мерри. — Что ты высматриваешь? Тебе не достает восточного ветра?
— Нет, — ответил Следопыт. — Однако кое-чего в самом деле недостает. В Дубаине я бывал во все времена года. Здесь давно нет двуногих обитателей, но остальные, особенно птицы, всегда жили. А сейчас полное молчание. Только вы шумите, больше ничьих голосов не слышно на много миль вокруг, а от ваших эхо слишком гулкое. Не пойму, что это значит.
Гэндальф поднял глаза, вдруг тоже заинтересовавшись.
— И что ты думаешь по этому поводу? — спросил он. — Может быть, все разбежались от удивления, увидев четырех хоббитов и всю нашу компанию там, где редко встречаются двуногие?
— Будем надеяться, что так, — сказал Арагорн. — Но мне неспокойно и тревожно, как давно не было.
— Значит, придется быть осторожнее, — сказал Гэндальф. — Путешествуя со Следопытом, надо считаться с его соображениями, особенно если этот Следопыт — Арагорн. Кончайте беседу, отдыхайте молча. И надо выставить часового над оврагом.
Первая стража в тот день досталась Сэму. Арагорн присоединился к нему. Все остальные уснули. Наступила такая тишина, что даже Сэму стало не по себе. Дыхание спящих казалось громким, а когда пони взмахивал хвостом или переставлял ногу, звук получался почти оглушительный. Если Сэм шевелился, он слышал, как у него хрустят суставы. Мертвая тишина была под огромным чистым небом, по которому с востока беззвучно катилось солнце. Вдруг далеко на юге появилось темное пятно и стало расти, постепенно направляясь к северу, как клуб дыма, гонимый ветром.
140 
