Глава 7

Доктор Мэйсон попросил всего лишь два пенса за посещение больного, так что Нора даже устыдилась. Зато аптекарь взял с нее один шиллинг и шесть пенсов за маковый сироп. Вместе с платой за комнату это поглотило все деньги Норы, полученные за ее платье. Однако средство подействовало: боли у Саймона немного стихли, и когда он вечером выпивал полную ложку снадобья, то спокойно засыпал в объятиях Норы. И днем молодая женщина теперь проводила много времени в его постели — на предупреждение врача как можно реже приближаться к нему она не обратила ни малейшего внимания.

Нора крепко управляла своим импровизированным домашним хозяйством. Теперь ей приходилось тратить минимум времени, чтобы поддерживать чистоту в мансарде, разжигать камин и варить еду. Самые необходимые покупки для более-менее урегулированной жизни были сделаны, и Нора покидала дом лишь для того, чтобы сделать какие-нибудь незначительные приобретения. Чтобы добыть денег, она продала свое манто и серебряную заколку для волос, а, в конце концов, заложила кольцо с печатью Гринборо, которое Саймон до сих пор упорно берег. Теперь он уже не возражал, а Нора старалась не задумываться о том, что будет, когда они потратят последние пенни. Она цеплялась за надежду, но, естественно, видела, что Саймон слабеет, и подозревала, что его дела плохи. Как бы отчаянно оптимистично ни комментировала Нора посещения врача, но и она понимала, что такое чахотка. Она знала, что от этой болезни умирают, и не только в Ист-Энде. Когда чахоткой заболевали люди из богатых слоев общества, недуг развивался не столь быстро. Но намного чаще, чем полное выздоровление, наблюдалось просто многолетнее продление довольно жалкого существования.

Что касается опасности заражения, то она игнорировала предупреждения врача. Во что бы там ни верили в далекой Венеции, Нора считала абсолютной чушью возможность того, что от ее любимого исходит какая-то опасность для нее. Более того, она не могла насытиться прикосновениями к Саймону. Она прижималась к нему, как только находила предлог для этого, и они вместе часами предавались своим мечтаниям.

Раньше Саймон был для нее, прежде всего, человеком, который со светящимся взором рассказывал о южных морях. Нора отчетливо помнила их первую встречу. Она тогда зашла в комнату отца во время его беседы с Саймоном. Как раз решался вопрос о приеме того на работу. Конечно, ей надо было бы подождать у входа, когда она поняла, что отец не один, но Нора с первого взгляда влюбилась в лицо Саймона, в его теплый низкий голос: «Да, я свободно говорю по-французски, немного по-немецки и по-фламандски. Если я... Когда я буду свободен от обусловленных семейными причинами обязательств, которые до сих пор удерживают меня в Англии, я надеюсь, что смогу занять должность в колонии. Ямайка... Барбадос...»

Нора услышала в его голосе ту же тоску, которую ощущала сама, когда видела картинки пляжей в книжке, когда слышала, как семьи плантаторов рассказывают о теплых ночах и жарких днях, о пестрых птицах, мотыльках и огромных цветах с дурманящим ароматом.

Суховатый ответ ее отца, что, мол, за океаном тоже не все то золото, что блестит, Саймон пропустил мимо ушей. Так же, как и Нора, которая закрывала уши всякий раз, когда Томас Рид превращал в смех ее мечты о южных морях.

А какое-то время спустя молодой человек вышел из конторы ее отца, и она увидела солнце в его глазах. Он, со своей стороны, узнал книгу о путешествиях Христофора Колумба у нее в руках. Они, вовсю улыбаясь друг другу, разговорились об этой книге, и с тех пор Нора стала подозрительно часто находить для себя занятия в конторе отца. И однажды они перенесли свои тайные встречи в парк Святого Джеймса. Сначала просто гуляли вдоль озера, подыскивая самые длинные и укромные пути, а потом стали подолгу целоваться под густыми, свисающими к воде ветвями ив и мечтать о своей хижине на берегу. Саймон рассказывал ей об открытиях островов в Карибском море, их освоении, о гнездах пиратов и табачных плантациях, о морских битвах и торговых отношениях. Он много знал об истории региона, который притягивал его, и Нора восхищалась этими знаниями.

  32