Макс помолчал. Прилив ревел на камнях.
— Какое-то время я ждал, но она, конечно, так и не пришла. Я услышал крик как раз тогда, когда уже начал беспокоиться. И хотя бежал изо всех сил, добравшись до нее, увидел, что она уже мертва.
Он опять замолчал, снял темные очки, и Сара впервые за все время разговора увидела его глаза.
— Бедная София, — медленно произнес он, — то, что случилось, — ужасно. Мне всегда ее очень жаль.
Глава четвертая
Джастин приехал в Сент-Ивс, когда часы на церкви возле гавани показывали три. Все улицы были забиты гуляющими, они вылезали даже на проезжую часть. Это делало езду на автомобиле рискованной. В Сент-Ивсе правили пешеходы, они диктовали свои порядки водителям, и машины еле ползли по узким улицам.
Вырвавшись наконец на простор автомобильной стоянки и заглушив двигатель, Джастин почувствовал облегчение. Он вышел из машины. Воздух был свежий, с привкусом соли, солнце грело восхитительно нежно. Когда Джастин поднимался по ступенькам вдоль городской стены, он наблюдал, как над рыбачьими лодками в гавани кружатся чайки. Белые домики, гроздью висевшие на склоне обрывистого полуострова под горячим летним небом, казались принесенными сюда из лазурного Средиземноморья.
Джастин поднимался по каменным ступеням, ведущим к верхней улице. А там была еще одна узкая мощенная булыжником улочка, ведущая вверх. Дверь под номером пять была голубого цвета, какие-то ползучие растения обвивали окна и сходились вместе над крыльцом.
Он позвонил.
Дверь открыла женщина. Она говорила с лондонским акцентом, была одета, как одеваются в Лондоне, а на тыльной стороне ее ладони был виден мазок краски.
— Можно видеть Еву? — неуверенно произнес Джастин, чувствуя, что вдруг стал нервничать.
— Да, да, вас ведь ждут, не так ли? Проходите. Она наверху — вторая дверь по правой стороне.
— Спасибо.
Холл был обильно украшен орнаментом по меди и латуни. Джастин крепко сжал рукой поручень лестничных перил и спокойно стал подниматься наверх, не задерживаясь и не оборачиваясь назад. Женщина наблюдала за ним. Он чувствовал, как ее глаза осматривают его с головы до ног, а сама она размышляет, кто он такой и что его может связывать с женщиной, которая ждет наверху. Но он не остановился, а в следующую секунду уже был на площадке и задержался, чтобы перевести дыхание. Ему внезапно стало очень жарко.
Вторая дверь по правой стороне была прямо перед ним. Он сделал шаг вперед и поднял руку, чтобы постучать.
— Войдите, — послышался голос из-за двери.
И Джастин внезапно вернулся в прошлое: маленький мальчик, который, увидев нетронутый ужин перед закрытой дверью, стучит, чтобы узнать, может ли он съесть еду, от которой она отказалась.
Он стоял неподвижно. Память напряженно работала.
— Входите, — опять позвала женщина, и в тот момент, когда он шевельнулся, чтобы повернуть дверную ручку, она уже открывала дверь.
Она его не узнала. Он уловил всплеск разочарования, затем — раздражения и почувствовал, что уши его заалели, а сам он в полной растерянности.
— Вы, наверное, пришли к кому-нибудь другому, — сказала она резко. — Кого вы ищете?
Он сглотнул, все вежливые и нужные слова были забыты. Джастин страшно паниковал и сам не мог понять, как он осмелился прийти. Он уставился на кончики ее туфель. На ней были белые сандалии, легкие и элегантные. Несмотря на свою растерянность, он отдавал себе отчет в том, что ее элегантная одежда была слишком стильной и хорошо сшитой для краткого двухдневного отдыха за пределами Лондона.
— Подождите минуту, — сказала она. — Я вас знаю.
Он откашлялся. Теперь уже он был настолько уверен в себе, что мог посмотреть ей в глаза. В ее голосе не было враждебности, только удивление, и он почувствовал себя лучше.
— Вы — Джастин, — сказала она вдруг.
Он кивнул.
Секунду она стояла не двигаясь, а потом открыла дверь шире и, повернувшись к нему спиной, вошла в комнату.
— Лучше вам войти, — бросила она через плечо.
Комната была маленькая, из окна открывался вид на крыши, а вдалеке виднелось сияющее над морем солнце.
— Ты не особенно похож на родителей, верно? — спросила она рассеянно, садясь на табуретку у сплошь заставленного туалетного столика и отряхивая пепел в сувенирную пепельницу. — Я едва тебя узнала. Ты так сильно похудел.