Чтобы избавиться от него, потребовалось не меньше десяти минут. Наконец он убрался, забыв вечернюю газету, как будто умышленно оставил свою метку в комнате, где отнял так много драгоценного времени. Ева сунула газету под ближайшую диванную подушку, моментально унесла пустые стаканы на кухню, с глаз подальше, и быстро вернулась, чтоб добавить заключительные штрихи к гриму.
А гость явно запаздывал. Вся эта паника и гонка — попусту.
В конце концов у Евы оказалось свободное время; она вытащила вечернюю газету из-под подушки, рассеянно прошла на кухню, чтобы положить ее в мусорное ведро, но заколебалась. Пожалуй, газета пригодится, чтобы завернуть копченую грудинку, которая осталась с прошлого уик-энда и начинала потихоньку портиться. Лучше сделать это сейчас, когда у нее есть несколько свободных минут, а то к следующему уик-энду…
Через секунду грудинка была забыта.
«Джон Тауерс, канадский миллионер…» Тауерс. Похоже… Да нет, нет, конечно. Этого быть не может!
Джон без инициала X. Джон Тауерс. Тот самый.
Канадский миллионер. Нет, это не может быть он. Но Джон уехал за границу после того, что случилось тогда в Клуги… Клуги! Забавно, что она все еще помнит это название. Она видела все так отчетливо. Дом желтого цвета с белыми ставнями, фасадом к морю, зеленую лужайку в саду, склон горы, спускающейся к бухте. Забытый Богом уголок, подумала она, когда впервые увидела его. Четыре мили до ближайшего города, две мили от автомагистрали, конец проселочной дороги, которая ведет в никуда. Но, в конце концов, ей никогда не придется ехать туда снова. Она была там всего один раз, и этого раза ей, безусловно, хватит до конца жизни.
«… Остановился в Лондоне… Невеста — англичанка…»
Остановился в Лондоне. Наверняка в одном из самых известных отелей. Будет легко выяснить, в каком именно…
Если бы она хотела выяснить. Чего она, конечно, не хотела.
Или хотела?
«Джон Тауерс, — думала она, в оцепенении глядя на неясную фотографию. — Джон Тауерс. Эти глаза… Ты смотришь в них — и внезапно забываешь о боли в спине, или о сквозняке из открытой двери, или о тысяче других утомительных мелочей, которые могли беспокоить тебя в данный конкретный момент. Ты можешь ненавидеть фортепиано и считать музыку скучной, но, как только он прикасается к клавишам, ты чувствуешь, что не слушать невозможно. Он двигается, смеется или показывает что-то совсем обыкновенное, а ты не можешь отвести от него глаз. «Бабник», — решила я, встретив его впервые, но потом вечером в нашей комнате Макс сказал со смешком: «Джон? Бог мой, ты разве не заметила? Моя дорогая девочка, он влюблен в свою жену. Оригинально, правда?»
Его жена.
Ева положила газету и нагнулась, чтобы подобрать упавшие страницы. Ей показалось, что руки и ноги одеревенели и болят, как будто она поднимала тяжести. Ей вдруг стало холодно. Машинально бросив газету в мусорное ведро, она ушла из кухни и обнаружила, что зачем-то входит в пустую гостиную, в которой царит мертвая тишина.
Итак, Джон Тауерс опять вернулся в Лондон. У него чертовски крепкие нервы.
Вероятно, подумала она, лениво перебирая пальцами кромку занавески и глядя в окно, вероятно, было бы весьма забавно вновь встретить Джона. Плохо только то, что он наверняка забыл о ее существовании и сейчас намеревается жениться на девушке, которую она никогда не видела. Но было бы интересно проверить, будут ли эти глаза и это сильное тело так же заражать ее тем странным восторгом и лишать присутствия духа даже сейчас, через десять лет? Или на этот раз она сможет смотреть на него беспристрастно? Если он привлекал ее только сексуально, возможно, во второй раз он не произведет на нее такого сильного впечатления… Но было что-то еще… Она вспомнила, как пыталась объяснить Максу, сама не зная, что именно она хочет объяснить: «Это не просто секс, Макс. Это что-то еще. Это не просто секс».
А Макс спросил со своей привычной усталой, циничной улыбкой: «Не просто? Ты абсолютно уверена?»
Макс Александер.
Отвернувшись от окна, она подошла к телефону и после минутного колебания встала на колени, чтобы достать телефонный справочник.
Макс Александер лежал в постели. На свете существовало только одно место, которое он предпочитал постели, — за рулем своей гоночной машины, но врач посоветовал ему в этом сезоне воздержаться от гонок, и ему приходилось проводить большую часть времени в постели. В этот вечер он только что пришел в себя после недолгого и неглубокого сна и потянулся за сигаретой, когда зазвонил телефон.