111 
Его дверь была широко раскрыта, но кто‑то постучал в нее. Рекс поднял взгляд от стола, увидел Бланш и заулыбался, но улыбка сейчас же застыла на его лице. Он поднялся на ноги и замер. Выражение ее лица было таким странным, что в первую секунду он не узнал ее. Она была похожа на прекрасную фарфоровую куклу.
— Сэр Рекс? Могу я сказать вам пару слов? — спокойно и без улыбки спросила она.
И в это мгновение он понял, что все пропало, растаяло как дым. Его сердце на секунду остановилось от уверенности, что сейчас его жизнь разлетится на куски. Он совершенно точно знал это и боялся этого.
Выходя к ней навстречу из‑за стола, он старался успокоиться. Что‑то не так — это он видит. Но может быть, Бланш просто устала. А если дело и в чем‑то другом, то все можно поправить. Теперь они любовники. Они не только помолвлены. Прошедшей ночью они были вместе в страсти и любви. В этом он не ошибается. А может быть, как раз ошибся?
— Доброе утро, — сказал он. Теперь его сердце стучало громко и беспокойно.
Бланш улыбнулась и произнесла:
— Доброе утро, сэр Рекс. Не уделите ли вы мне минуту вашего времени?
— У меня всегда найдется минута для тебя, — ответил он, и это было сказано не из вежливости.
Он пристально смотрел в ее глаза, но не мог разглядеть в них никаких чувств. Они стали тусклыми и были словно окутаны дымкой. Эта Бланш не была похожа на ту женщину, которой было так хорошо прошедшей ночью, которая несколько раз кричала от страсти — впервые в своей жизни. В ней не было того сияния, которое излучают влюбленные женщины.
Она жалеет о том, что было.
Разве он не знал, что, если займется с ней любовью, она потом будет жалеть об этом?
— Ты несчастна, — сказал он ей прямо. В этот момент он был отвратителен себе до тошноты.
По лицу Бланш скользнула и растаяла улыбка.
— Я поняла, что мне нужно вернуться в город.
Его широко раскрытые глаза потрясенно смотрели на нее. Он взглянул в окно башни: карета Бланш въезжала во двор. Он резко повернулся к Бланш:
— Значит, ты уезжаешь от меня.
Она снова улыбнулась. Это была искусственная улыбка — такая, которую художник старательно рисует на прекрасном лице фарфоровой куклы.
— Сэр Рекс, вы были самым любезным из всех хозяев. Я никак не ожидала от вас такого великодушия, но я, без сомнения, слишком долго навязываю вам свое общество.
Бланш бросает его. У Рекса закружилась голова. Он ухватился за костыль, но головокружение не проходило.
— Ты бросаешь меня.
На этот раз Бланш не улыбнулась, и Рекс был благодарен ей за это.
— Я не хочу быть причиной скандала. Но я немного подумала и решила, что наша помолвка была ошибкой. Мне очень жаль. Но вы сможете найти себе жену лучше меня и обязательно ее найдете.
— Убирайся вон! — крикнул он, задыхаясь.
Перед ним стояла только красивая светская женщина и говорила с ним без всяких признаков какого‑нибудь чувства. Значит, она не любила его. Значит, она еще одна светская сука‑предательница.
Она вздрогнула и сказала:
— Простите меня!
Он попытался овладеть собой, но не смог. Он чувствовал только боль, гнев и ненависть.
— К черту! Убирайся вон!
Она беззвучно ахнула. Что‑то наконец блеснуло в ее широко раскрытых глазах.
Рекс поднял свой костыль и обрушил его на ближайший к себе предмет — лампу на столе.
— Убирайся вон! — прорычал он снова.
Бланш убежала прочь.
Рекс стал падать, всей своей тяжестью ударился о стол, но сумел ухватиться за него и удержался на ногах, однако сбросил со стола все, что на нем было. Потом он схватил костыль и стал бить им по крышке стола. Только когда костыль сломался пополам, он сдался, взревел как зверь и устало опустился на пол.
Когда он услышал, что ее карета отъезжает, он все еще сидел на том же месте, ошеломленный, уткнувшись лицом в свое единственное колено.
Глава 16
Снова проходя по просторным, роскошно обставленным комнатам и длинным коридорам Херрингтон‑Холл, Бланш чувствовала, что поступила правильно, когда вернулась домой. Хотя почти в каждой комнате она проходила мимо кого‑то из прислуги, здесь было тихо и спокойно, а ей сейчас, как никогда, был нужен покой. Но возвращение оказалось не таким, как она ожидала. Она почему‑то думала, что, вернувшись домой, вернется и в ту жизнь, которую вела до безрассудной поездки в Лендс‑Энд. Но произошло что‑то странное: прежняя жизнь не вернулась, возникло только ее обманчивое подобие.
111 
