113 
— Как дела у вас обеих? — спросила она. Ее сердце как‑то странно качнулось в груди. Ей было трудно не думать о сэре Рексе, но она была невероятно рада, что Фелисии нравится ее новый муж.
— Мы скучали по тебе! — воскликнула Бесс. Ее зеленые глаза ярко блестели. — Бланш, что произошло в Лендс‑Энде? Ты попросила сэра Рекса жениться на тебе? Я чуть не умерла, когда читала твое письмо!
Бланш почувствовала напряжение в душе, отвернулась от подруги и ответила:
— Письмо было глупое, написано сгоряча. Я забыла его.
Бесс и Фелисия переглянулись.
— Но письмо было такое, словно ты потеряла голову от любви! Бесс дала мне его прочесть! — воскликнула Фелисия.
— Я не теряла голову! — резко ответила Бланш.
Но против воли в ее уме ярко вспыхнул образ сэра Рекса. Его глаза были полны тепла и страсти, как в те минуты, когда он возвышался над ней в своей постели. Ее сердце болезненно покачнулось в груди: уже много дней она не позволяла себе такие болезненные воспоминания. А потом она вспомнила его, но разъяренного, рычащего: «Вон!»
Ее сердце как будто резко повернулось вокруг своей оси, а потом забилось с бешеной скоростью.
Комната покачнулась, боль, острая, как от раны, но порожденная горем, пронзила ей грудь. Мысли перепутались. Образы отца, матери, сэра Рекса закружились и слились в один ком.
Бланш отвернулась от подруг, схватилась ладонями за голову и закрыла глаза, борясь с горем. «Только не сейчас, когда все так чудесно! Пожалуйста, не сейчас!» Она научилась проходить, без волнения, по самым темным участкам своей жизни, но вот — такой простой момент внезапно стал опасным. «Пожалуйста, прекратите!» — мысленно крикнула она.
Ей просто нельзя ничего чувствовать — ни сейчас, ни в будущем. Сэр Рекс остался в прошлом. И там же остались отец и мать, которых она не может и не хочет вспоминать.
Она тяжело вздохнула.
— Бланш, что с тобой? — озабоченно спросила Фелисия.
Бланш почувствовала, что снова стала спокойной и сдержанной. Она словно легко покачивалась в серой пустоте. Лица, возникшие в ее уме, отступили и превратились в расплывчатые пятна. Она снова повернулась к подругам и улыбнулась.
— Я писала это письмо в спешке и необдуманно. Я не выхожу замуж за сэра Рекса.
Бесс была потрясена:
— Я получила твое письмо всего неделю назад. До него тебя не интересовал ни один мужчина. И вдруг ты его разлюбила?
— Я не желаю говорить о сэре Рексе! — заявила Бланш.
Тон этих слов был намного резче, чем ей хотелось. Но ей стало страшно, и это был очень сильный страх. Ее сердце, не желавшее подчиняться разуму, опять билось сильно и часто. Она чувствовала себя больной. Она больна, и ее сердце разбито.
Бесс обняла ее и сказала:
— Я вижу, что с тобой что‑то не в порядке. У нас никогда не было тайн друг от друга…
— Со мной все в порядке! — крикнула Бланш.
Бесс вздрогнула. Фелисия беззвучно ахнула.
Бланш поняла, что прошлое победило ее — и победило очень легко. Она, неизвестно почему, снова сидела на краю отвесной скалы, и притом очень высоко.
— Мне душно! — крикнула она, бросилась к окну и стала открывать его, но не могла этого сделать. Теперь у нее ныли виски, и Бланш страшно боялась, что эта легкая боль превратится в ту головную, с которой начинались воспоминания.
— Эти окна нельзя открыть! — объяснила Бесс. — Выйдем отсюда! Фелисия, найди где‑нибудь нюхательную соль.
Бланш не смела шевельнуться и сжимала виски руками.
«Вон!»
Она и представить себе не могла, что сэр Рекс когда‑нибудь закричит на нее с таким гневом и ненавистью.
«Вылезайте из кареты, леди! Вон из кареты, сейчас же!»
Чудовище протянуло руки внутрь кареты и схватило маму. Бланш задрожала. Мама сжимала ее руку так крепко, что рука заболела.
— Вон из кареты, живо! — крикнул тот страшный мятежник.
Кто‑то мгновенно вытащил маму из кареты. А потом чьи‑то руки схватили Бланш.
— Бланш, беги! — громко крикнула мама.
Девочка как‑то сумела вырваться из этих рук и упала на камни мостовой. Мама снова закричала, но теперь — от боли.
Булыжники мостовой закружились у Бланш перед глазами.
— Мама! — закричала она и поползла к ней, но мостовая накренилась так сильно, что это было ужасно. Потом улица закружилась еще быстрее, а крики мамы стали тише.
Бланш похолодела от ужаса и больше не пыталась ползти. Она свернулась калачиком, прижала ладони к ушам, стала разглядывать то, на чем лежала, — и увидела не булыжники мостовой, а пол и на нем — синие с бежевым коврики. Эти коврики кружились. Нет, это у нее кружится голова. И Бесс что‑то ей говорит.
113 
