120 
— Ты начала кричать так, словно тебя убивают, потом побежала по комнате и упала. После этого ты свернулась калачиком на полу, кричала и плакала!
Бланш сидела неподвижно и даже не пыталась ничего не чувствовать.
— Я погибла, — сказала она наконец.
— Леди де Варен успокаивает твоих гостей и следит, чтобы они все ушли, — заверила ее Бесс.
Бланш заметила, что Бесс старается не смотреть ей в глаза, взяла ее за руку и спросила:
— Это было очень плохо?
Подруга наконец взглянула на нее. Было похоже, что Бесс готова заплакать и не в силах говорить, а она очень редко теряла дар речи.
— Бланш, это было просто жутко! — почти выкрикнула Фелисия. — Что происходит? Это был припадок сумасшествия?
Бланш попыталась найти немного достоинства и гордости.
— Значит, вот на что это было похоже?
— Я никогда не видела, чтобы человек вел себя так, — ответила Фелисия, придвинула к софе оттоманку, села и взяла Бланш за руку.
— У Бланш была мигрень, — внезапно сказала Бесс. — Эти мигрени начались недавно, и они отнимают очень много сил. Ты видела, к чему это привело.
Бесс вышла из комнаты. Когда она открыла дверь, Бланш увидела в коридоре графиню Эдер. Графиня, Лизи и Элеонора стояли вместе в коридоре, и у всех трех лица были серые как пепел. Все ее поклонники, кажется, ушли — кроме одного. Джеймс Монтроз стоял рядом с дамами, прислонившись к стене и засунув руки в карманы пиджака. Вид у него был задумчивый. Бесс подошла к этой маленькой группе, и все четверо сосредоточили свое внимание на ней. Когда она заговорила, все они повернулись и заглянули в синюю комнату.
Бланш отвела взгляд в сторону и тихо шепнула:
— Фелисия, закрой дверь.
Она молилась, чтобы Бесс убедила всех, что она больна, а не сошла с ума.
Глава 17
Когда Рекс получил это письмо, у него возникло дурное предчувствие. Он отложил конверт в сторону, не распечатав, а потом протянул руку к бутылке и налил себе ирландского виски, хотя был еще только полдень.
Письмо прислала Лизи, жена его брата. Родные писали ему часто, но в конце этого месяца он должен был приехать в город на годовщину свадьбы своих родителей. То, что Лизи пишет ему всего за две недели до того, как они увидятся, показалось ему странным. Он не желал узнавать те новости, которые Лизи хотела ему сообщить.
Перед его глазами мгновенно возник образ Бланш. Он злился на себя за то, что впустил этот образ в свои мысли, и поэтому пил. Рекс никогда не думал о ней: он отказывался это делать. Он был слишком занят, чтобы думать о Бланш: новый хлев был достроен, и теперь он наконец восстанавливал старую разрушенную башню в южной части дома. На пастбищах было поставлено еще несколько каменных оград. И он прорезал в стенах хозяйских комнат еще два более крупных окна.
Сжимая в руке свой стакан, он задумался. Сейчас уже май. Через несколько недель наступит лето. Весна продолжалась слишком долго, хотя он проводил целые дни, которым не было видно конца, в труде, среди своих людей, и трудился тяжело, как простой рабочий. Он был готов к лету. И он собирался покинуть это проклятое место. Ему еще никогда не было так одиноко. Из‑за этого он начал ненавидеть Лендс‑Энд, даже со всеми обновлениями. Каждый год он проводил несколько недель в Ирландии, но обычно отправлялся туда в июле или в августе. На этот раз он решил поехать туда прямо из Лондона.
И может быть, он больше никогда не вернется сюда. Может быть, он пошлет к черту свое поместье.
Он посмотрел на письмо Лизи. Она красивая женщина с прекрасной фигурой. И почерк у нее красивый, с фигурными изгибами. Какого черта она вздумала писать ему сейчас?
Рекс был почти уверен, что знает ответ на свой вопрос. Восемь недель назад он получил письмо от Тайрела, и с тех пор писем от родни не было. Рекс не нашел в себе сил открыть то письмо. До сих пор он не знал, что там было — поздравление или соболезнование. Он сжег то письмо.
Со дна его души поднялась печаль. Рекс придвинул к себе портрет Стивена и стал смотреть на смуглого хмурого мальчика. Он невыносимо тосковал по Стивену. В эти последние недели ему каждый день и каждую ночь так не хватало утраченного сына! Рекс не понимал, почему печаль о Стивене терзает его сейчас, а не много лет назад, и почувствовал мучительное желание исправить эту нескладную и скверную ситуацию.
Каждый день Рекс давал себе слово написать Маубрею, что он намерен встретиться со своим ребенком, но так и не написал. К ужину ему всегда подавали на стол бутылку хорошего красного вина, а за вином следовала положенная только после обеда порция бренди. Выпив ее, Рекс, наконец, начинал думать не о Стивене, а о Бланш. Эту женщину он ненавидел, любил и тосковал по ней одновременно. Все это сливалось в одном ужасном порыве чувств.
120 
