– Надо было позвонить, – сказал он без тени сочувствия.
Люди не отправляются в такую даль только для того, чтобы сообщить плохую новость. Но для чего бы девица ни приехала, она этого не получит.
В дверях Тэлли оглянулась. В душе у нее явно шла борьба. Ей хотелось что-то сказать. Но Джи Ди не желал этого слышать.
– Спасибо, что заглянули, – произнес он подчеркнуто вежливо, – смотрите, не ударьтесь о ворота при выезде.
Она поняла, что он ее выставляет. Но не оскорбилась, а как будто испытала облегчение. Словно хотела, чтобы он был груб. Тэлли шла к машине, гордо расправив плечи. Это была не Элана, но, тем не менее, с раздражением отметил Джи Ди, его мужское начало среагировало на легкое изящество походки, небрежную, неосознанную чувственность ее движений. Он украдкой стер с губ последний, дразнящий вкус поцелуя.
Он провожал ее взглядом, пока машина не скрылась из виду. У Джи Ди было неприятное ощущение, что это не последняя встреча со Смитами. Он вернулся в душ. Телка Аннабель полностью утратила свою привлекательность. Он домылся в тишине.
– Успокойся, – говорила себе Тэлли Смит по дороге в Дансер. – Этот человек не подходит.
Она чувствовала слабость, но не из-за ушибленной головы. Причиной был тот поцелуй. Дикий, страстный.
– Фу, – сказала она себе, как плохая актриса, читающая реплику в пьесе.
Джи Ди Тернер целовался потрясающе. Не ударь она его вовремя сумочкой, еще не известно, к чему бы это привело. Суть в том, что она испытала в себе пробуждение чего-то первобытного в ответ на его ярость, его страсть.
– Фу, – повторила она менее убежденно.
Он сжал ее тогда словно стальными обручами. Она ощущала каменные мышцы под его влажной, скользкой кожей. Уважающей себя женщине не следовало бы так горячо реагировать на столь примитивную демонстрацию силы и агрессии. Но перед тем как врезать ему, она почувствовала жар и дрожь внутри.
– Этот человек не подходит, – повторила Тэлли, как будто пыталась убедить в этом саму себя.
Она забарабанила пальцами по рулю, затем подняла один пальчик.
– Во-первых, – сказала она, – он вышел к двери в одном полотенце.
Вместо того чтобы расценить это как промах, ее женская сущность потребовала восстановить непристойную картину в деталях.
Джи Ди Тернер был похож на древнего и жестокого воина. С содроганием, вызванным, как она безуспешно себя убеждала, неприязнью, Тэлли вспомнила его влажные вьющиеся волосы, жесткую линию рта. Загорелая кожа, широкие плечи, грудь, словно высеченная из камня, плоский живот…
Ничего общего с потрепанной фотографией, которую она нашла среди вещей Эланы, когда, наконец, собралась с силами их просмотреть. На фотографии Джи Ди Тернер был красив – и только. Там он был в поношенных джинсах и белой рубашке с открытым воротом. Он прислонился к капоту автомобиля, одна нога опиралась на бампер, руки скрещены на груди. Глаза светились смехом и смотрели в камеру без напряжения. Усмешка была мальчишеская, с чертовщинкой. Но в рассерженном человеке, который выскочил на крыльцо полуобнаженный и при этом – возмутительно раскованный, не было ничего мальчишеского. Ни смеха в темных глазах, ни намека на улыбку.
Она вздрогнула, представив, как вода скользит по рельефным мускулам его груди, по животу. Когда он скрестил руки, обозначились бицепсы, и у нее подкосились ноги. Неудивительно, что она свалилась с крыльца. И ничего удивительного, что Элана стала его жертвой… Но Тэлли не хотелось об этом думать.
– Прекрати, – приказала она себе. – Он не подойдет. Хватило бы и того, что он открыл дверь в одном полотенце на бедрах. Но его кухня – просто катастрофа, а у собаки отвратительные манеры, и она вонючая. Он не подойдет. Нет. Нет. Нет!
Пытаясь выкинуть Джи Ди Тернера из головы, Тэлли медленно проехала одну милю в сторону города. Дансер[1] походил на оазис зелени среди золота окружавшей его прерии, однако трудно было представить себе город, менее соответствовавший своему названию.
– Слипер[2] подошло бы больше, – пробормотала Тэлли, проезжая мимо крошечных, похожих на коробки, домиков, дремавших под гигантскими деревьями.
Другой зелени не было на многие мили вокруг. Единственным живым существом оказалась старая собака, без интереса поднявшая голову вслед машине. Собака наверняка тоже вонючая.
Наконец, она подъехала к мотелю. По какой-то причине он назывался «Палмтри корт» («Пальмовый дворик»), хотя двора не было вообще, а ближайшая пальма росла, наверно, в нескольких сотнях миль южнее. Что ж, если сонный городок мог называться Дансером, почему бы не пойти дальше?