Особенно,... 
17 
Недобро усмехнувшись, она продолжала:
— Если ты помнишь, когда она уволила своего лакея, тот от безысходности пытался покончить с собой. Так вот, леди Сэлфорд хладнокровно заметила, узнав об этом: «Надеюсь, он не испачкал ковер кровью!»
Уголки губ маркиза помимо его воли дрогнули, но прежде чем он успел что-либо сказать, вернулась Ула.
Сознавая, что из-за нее задерживается ужин, девушка так торопилась, что ее тщательно уложенные волосы слегка растрепались, и на лбу снова появились непокорные локоны.
— Он очень… признателен, — запыхавшись, произнесла Ула, подходя к маркизу. — Он даже сказал: «Я знал, что наш маркиз — отличный парень!»
Герцогиня рассмеялась.
— Лучшего комплимента и желать не надо, Дрого!
— Ужин подан, милорд! — объявил появившийся в дверях дворецкий.
Маркиз помог герцогине подняться из кресла и предложил ей руку.
Следуя за ними в обеденный зал, Ула не переставала думать, что все обстоит еще прекраснее, чем она смела мечтать.
Из-за происшествия с мальчишкой-чистильщиком Ула совершенно забыла про новое платье. Теперь, проходя по коридору, девушка увидела свое отражение в зеркале в позолоченной раме. Заметив, что у нее растрепались волосы, Ула подняла руку, стараясь пригладить выбившиеся из прически локоны.
В обеденном зале она снова забыла про свой внешний вид, пораженная величественной обстановкой и внушительным видом хозяина дома, сидящего во главе стола в кресле с высокой спинкой.
Кроме того, девушку восхитил сверкающий полировкой стол, не покрытый скатертью, что, как она слышала, было недавно введенной принцем-регентом модой. Его поверхность была украшена золотым орнаментом, на нем стоял массивный канделябр с шестью свечами и свежие орхидеи.
Повсюду взгляд Улы встречал красоту, такую отличную от больших, но угрюмых и безвкусных комнат Чессингтон-холла.
Впервые после гибели родителей девушка не чувствовала себя презираемой и отверженной. Ее принимали как желанного гостя, окружили вниманием и заботой.
Словно прочтя ее мысли, маркиз сказал:
— Надеюсь, вам здесь нравится.
— Именно так и должен выглядеть дом, — ответила Ула.
— Что вы хотели этим сказать?
— Величественно, потому что у него такой хозяин, и в то же время красиво. В этой комнате, как, впрочем, и во всем доме, есть что-то теплое и доброе, чего я не встречала уже больше года.
— По-моему, Дрого, это самые милые слова, которые когда-либо говорили о твоем доме, — сказала герцогиня. — И я полностью согласна с ними. Мне всегда хорошо, когда я гощу в одном из твоих домов.
— Благодарю вас, — сказал маркиз. — Впредь то же самое должна будет чувствовать и Ула.
— Я бы так хотела снова обрести счастье! — воскликнула девушка.
Маркиз понял, она вспомнила о той счастливой поре, когда были живы ее родители.
— А теперь нам пора поговорить о предстоящем бале, — сказала герцогиня.
Слушая их разговор о том, сколько человек пригласить, как украсить парадный зал, что подать на ужин, какой оркестр в настоящее время считается лучшим, Ула снова ловила себя на мысли, что все это ей снится.
В действительности такого просто не может быть.
Где-то в глубине души у Улы оставался холодок страха, что ее в любой момент заберут назад в Чессингтон-холл.
Маркиз, однако, был поглощен мыслями о том, как сделать бал запоминающимся и ни на что не похожим событием, чтобы леди Сара пришла в бешенство из-за того, что он устроен не в ее честь.
Он уже поведал герцогине, что намерен пригласить на бал графа и графиню Чессингтон-Крю и леди Сару.
— Разумно ли это? — спросила его пожилая леди.
— Я хочу видеть их лица, когда они поймут, что бал устроен в честь Улы, — упрямо сказал маркиз.
В его глазах сверкнула жестокость, и герцогиня сказала:
— Дрого, месть никогда не приносит того удовлетворения, какого от нее ждут! — попыталась образумить внука герцогиня.
— Я, однако, намерен получить удовлетворение сполна, — ответил маркиз. — И вы должны помочь мне в этом, сделав Улу более прекрасной, более изысканной, чем ее кузина.
— Я сделаю все, что в моих силах, — сказала герцогиня. — Знаешь, по-моему, Ула вдесятеро прекраснее леди Сары, у которой, несмотря на классически совершенную внешность, как это называла моя горничная, «жесткие глаза».
— Теперь я тоже вижу это, — мрачно бросил маркиз.
17 
