– Как щедро с твоей стороны!
– Это звучит самонадеянно? Прости, я не специально. Я лишь имел в виду, что ты – умница, светлая голова, и тебе не понадобится много времени, чтобы разобраться во всем услышанном и прийти к тому же выводу.
– К какому именно?
– О том, что я твой валон, – просто ответил он. – Раз и навсегда.
Глаза Квинби затуманили слезы. Внутри нее возникало что-то необъяснимое, но тут же рассыпалось и исчезало. Она боялась, что уже готова смириться с его выводом. Но это же совершенно невозможно! Приди она к такому заключению, обратной дороги не будет, и кто же окажется ее избранником? Человек, находясь рядом с которым, она столкнется с кучей проблем, да таких, о каких раньше и помыслить-то не могла! Но пока она еще не перешла черту, из-за которой возврата нет. Пока не перешла.
Квинби судорожно вздохнула. Сейчас она не в состоянии справиться со всем этим. Она слишком растеряна. Нынешняя ночь оказалась богата переживаниями, они привели ее в смятение.
– Я хочу вернуться в свою постель, и не намерена больше обсуждать это до тех пор, пока спокойно все не переварю.
– Весьма резонно, – согласился Гуннар. – Не очень радостно для меня, но резонно.
– А вот о чем мне действительно хочется поговорить, так это об Эндрю. Гуннар посерьезнел.
– Я собирался рассказать тебе о его проблемах, но ты не захотела слушать.
– Теперь я тебя слушаю. – Она повернулась и поспешно подошла к стулу, на котором лежал голубой махровый халат Гуннара. Тонкая шелковая пижама казалась ей недостаточно надежной защитой от искушения, которое излучало обнаженное тело Гуннара. – Ты сказал, что Эндрю тоже является телепатом?
– Да, причем очень сильным. Один из его родителей принадлежал к «Кланаду», второй – нет. Парадоксально, но это каким-то образом стимулировало его телепатические способности. – Гуннар помедлил. – Это же обстоятельство, к сожалению, повысило и его чувствительность. Члены «Кланада» без особого труда научились создавать вокруг себя защитный барьер, не пропускающий нежелательное психическое воздействие, но…
– Что это означает?
– Ну-у, это – обрывки чужих мыслей и переживаний, которые витают повсюду. Их можно сравнить с радиопомехами, только психического происхождения. В общем-то, они обычно не представляют опасности, если это не является внезапным взрывом негативных эмоций в непосредственной близости от нас.
– А Эндрю не научился возводить такой барьер? – предположила Квинби.
– Он пытался. Для того чтобы научить его этому, был выбран я, и мальчик действительно учился. Мы тщательно следили за тем, чтобы он не общался ни с кем, кроме членов «Кланада», чтобы никто не смог его ранить. Но примерно с год назад произошло то, чего никто из нас не ожидал. Один из членов «Кланада» попал в автомобильную катастрофу. Он врезался в парапет набережной, машина загорелась, и он погиб в страшных мучениях.
– И Эндрю… – Квинби была не в силах выговорить то, что вертелось в ее голове. – О Боже, несчастное дитя!
Гуннар мрачно кивнул.
– Он не смог оградить свой мозг от волны этой страшной боли, которую испытывал умирающий человек. Он вместе с ним переживал и агонию, и смерть. Два дня у него не прекращалась истерика, и мы ничем не могли ему помочь. Что пережили Элизабет и Джон – невозможно описать. – В глазах Гуннара было написано страдание. Он словно снова переживал страшные события, о которых рассказывал. – А я тем временем проклинал себя. Я винил себя в том, что не торопился с его подготовкой. Но я полагал, что мальчика необходимо учить постепенно, поскольку интенсивный курс обучения мог бы травмировать его психику.
– Ты рассуждал правильно. Кто же мог предположить, что случится такое несчастье?
– Я должен был предположить! – К боли, звучавшей в его голосе, добавился сдерживаемый гнев. – Уж мне-то известно, насколько зол и жесток этот мир. Я был обязан предвидеть такую возможность и уберечь от нее малыша.
– Но ведь он все же оправился после того случая, – проговорила Квинби, желая хоть как-то утешить Гуннара. – Сейчас он производит впечатление совершенно нормального ребенка, если не считать ночных кошмаров.
– Нет, – качнул головой Гуннар.
– В чем же дело?
– После того как у Эндрю закончилась истерика, он почти неделю находился в состоянии ступора. А потом как-то открыл глаза и выглядел так, словно полностью пришел в себя. Он, казалось, начисто забыл обо всем, что случилось. Господи, как же мы радовались! Мы решили, что он каким-то образом сам излечился и теперь быстро пойдет на поправку.