– Почему-то мне кажется, что сейчас эта святость сошла на нет? – устало поинтересовалась Квинби, следуя за Гуннаром по направлению к реке.
– Ну, я пораскинул мозгами и решил, что с моей стороны будет не правильным оставлять тебя одну на сцене. Ты нуждаешься в человеке, который станет будоражить стоячие воды твоей тихой заводи. Как оно. – Гуннар указал рукой на старое мельничное колесо. – Смотри: была маленькая тихая речка. Но все изменилось с появлением мельницы: колеса ласкают воду, заставляя ее бурлить. – Гуннар повернулся к ней, и луна высветила плутовское выражение его лица. – То же самое я намерен сделать с тобой, Квинби.
Она испытала теплое тающее чувство где-то глубоко внутри себя. Его золотоволосая голова светилась, как маленькая луна, а каждая клеточка стройного тела излучала сексуальность. Слишком серьезное искушение даже для присущего ей здравого смысла и твердой решимости держать оборону. Стоило ему улыбнуться, как все возведенные ею бастионы в одночасье рухнули, и воспоминания о сладостных минутах вчерашнего вечера с новой силой вспыхнули в ее сознании, заставив трепетать от возбуждения.
– А что, если мне этого не захочется? – спросила она, стараясь говорить твердо, но голос ее предательски дрогнул.
– Тогда пусть речка течет дальше – такая же тихая и спокойная. – Его голос звучал шепотом искусителя. – И очень скучная. – Пальцы Гуннара уже расстегивали пуговицы на ее блузке. – Но лучше тебе не сопротивляться. Пусть мельничное колесо делает свое дело. Это тебя взбодрит. – Он закончил возиться с пуговицами, затем расстегнул ее бюстгальтер и, стянув с плеч Квинби, бросил в траву у берега. – Ты не предназначена для скучной, лишенной приключений жизни. Скажи, – спросил он, внимательно вглядываясь в ее лицо, – когда вчера ночью ты лежала в постели одна, ты думала обо мне?
– Да, – прошептала она, припомнив, как, лежа без сна, она изнывала от желания, мечтала принадлежать ему, как будто это не произошло совсем недавно, а только еще ожидалось. – Да, я хотела тебя.
– Обожаю твою честность. Она не перестает удивлять и радовать меня. – Гуннар отступил назад и окинул ее внимательным взглядом. – Ты и сейчас хочешь меня. – Он протянул руку и нежно положил ладонь на ее грудь. Ладонь была теплой и шершавой, и по телу Квинби пробежала дрожь. – А почему ты сама не пришла ко мне? – Он слегка сжал ее грудь и стал наблюдать, как напрягается и расцветает от этого прикосновения ее сосок. – Я ждал тебя. Я ждал тебя всю свою жизнь.
Квинби опустила взгляд и, увидев его широкую загорелую ладонь, лежавшую на ее молочно-белой коже, вздрогнула от окатившей ее горячей волны. Она утратила способность думать. О чем он спросил ее? Ах, да…
– Я хотела быть благоразумной.
Гуннар поднял вторую руку и продолжил ласки. В ту же секунду все ее тело пронзила молния, начавшись у соска и закончившись в горячем тесном пространстве между ног. Она закусила губу, чтобы сдержать готовый вырваться крик.
– А разве удовольствие и благоразумие противоречат друг другу?
– Сейчас мне кажется, что нет. Гуннар медленно покачал головой. На губах его играла улыбка.
– Ты снова начинаешь мудрствовать, любовь моя, но я все равно получу то, что хочу. Раздевайся.
– Прямо здесь? Что, скажи на милость, ты имеешь против спальни?
– Ничего, но в том-то и заключается преимущество отдыха в сельской местности: здесь никто нам не помешает. – Прежде чем Квинби успела раскрыть рот, чтобы возразить, он сказал:
– А по поводу Эндрю не волнуйся. Ты открыла в его комнате окно, выходящее на эту сторону, так что, если он будет звать, мы услышим.
Гуннар принялся быстро раздеваться, а Квинби беспомощно наблюдала за его действиями. Мускулистое, стройное тело Гуннара было покрыто светлым пушком – таким же золотистым, как волосы на голове. Прекрасный в своей наготе, он стоял перед ней, и Квинби хотелось любоваться им вечно.
Гуннар тихонько засмеялся.
– Что-то ты не торопишься. Или тебе помочь? Я – с удовольствием.
– Нет, – ответила Квинби, почувствовав внезапно сумасшедшее возбуждение.
Двумя резкими движениями она скинула теннисные туфли и стала расстегивать пуговицы на шортах.
– На сей раз я, пожалуй, поучаствую более активно. Мне надоело быть пассивной.
На лице Гуннара появилось удивленное выражение.
– Что-то я пока не замечал пассивности с твоей стороны. Мне казалось, мы выступаем как равноправные партнеры.