Особенно,... 
102 
— Почему? Скажи, что произошло!
— Ничего. Я просто устала, — выдавила Анжела и закрыла глаза.
— Мать сказала, что ты больше не придешь. Ты говорила с ней? Она тебя прогнала?!
— Нет. Сандра здесь ни при чем.
— Дать тебе воды? Приготовить поесть? Чего ты хочешь?
— Мне ничего не нужно, — ответила Анжела, не поднимая век, и вновь произнесла: — Уходи!
Данте не понимал, что происходит. Решив поправить одеяло, он заметил на простыне огромное красное пятно, уловил сладковатый, тошнотворный запах крови и застыл, потрясенный увиденным.
— Что это?!
— Это моя расплата за то, что я забыла Луку, за то, что не захотела покориться вдовьей доле.
— Что ты с собой сделала?! Зачем ты гонишь меня, почему ты так поступаешь со мной? — он пребывал в таком отчаянии и страхе, что не понимал, что говорит.
Анжела усмехнулась бледными губами. Данте был слишком юным, а еще он был мужчиной, а потому думал только о себе. Он ничего не знал ни о женской судьбе, ни о женских страданиях, ни о женском позоре. Она вспомнила о невыносимой боли, которую ей пришлось вытерпеть, — боли не только телесной, но и душевной. Анжела ни за что не убила бы ребенка, если б не знала, что ее затравят в Лонтано, что она не сможет смотреть людям в глаза, что ей придется бросить все и отправиться куда глаза глядят уже не с двумя, а с тремя детьми! В ее душе словно копошились черви, они глодали, подтачивали ее силы, разрушая все, что еще было живо, даже любовь к Данте.
— Я не прогнала бы тебя, если б у меня было два сердца, и хотя бы одно из них не изорвалось в клочья!
Он не успел ответить — скрипнула дверь, вошла Сандра и, едва взглянув на Анжелу, велела сыну покинуть комнату.
— Это тебя не касается! Уходи. Я ей помогу.
Данте вышел, пошатываясь. Он стоял на пороге дома, каждая вещь в котором таила в себе частичку души Анжелы, смотрел вперед и ничего не видел. Вернее видел, но не этот пейзаж, не этот день, а другой. Они с Анжелой стояли на берегу моря, прибой накатывал на берег, их босые ноги тонули в мокром песке, глаза слезились от соленого ветра, ветра, надувавшего юбку Анжелы, будто парус. Данте помнил, как она поправила волосы, и на ее пальце сверкнуло кольцо, надетое Лукой во время венчания. Юноша попросил женщину снять его и сказал:
— Я подарю тебе другое.
Теперь он не был уверен в том, что когда-нибудь это случится.
Сандра вернулась домой под вечер и сказала, что Анжела поправится. Мать не могла прочитать по лицу сына, понял ли он, что произошло. Она видела только, что он страшно взволнован и растерян. На следующий день Данте пришел к дому Анжелы, но дверь была заперта. Он приходил в течение недели, но так и не смог ее увидеть.
Прошла еще она неделя, и Анжела появилась в церкви. Она помрачнела и исхудала, но было видно, что телесный недуг остался позади. Данте пытался приблизиться к возлюбленной, но она его избегала. Наконец ему удалось ее подкараулить. Он загородил ей дорогу и умоляюще произнес:
— В чем я провинился перед тобой? Почему ты не хочешь со мной видеться? Возвращайся в наш дом и выходи за меня, иначе я сойду с ума!
Анжела выслушала юношу с каменным лицом и сказала:
— Ты ни в чем не виноват, вся вина лежит на мне. Я никогда не смогу за тебя выйти и больше не хочу совершать грех. Мне надо подумать о детях, поэтому я не вернусь. Если ты станешь меня преследовать, мне придется уехать из Лонтано. Я не хочу, чтобы обо мне болтали, не хочу становиться причиной позора моей семьи. А теперь дай мне пройти.
Она говорила с ним так, как взрослая женщина говорит с несмышленышем, подростком. А еще юноше почудилось, что она его… ненавидит.
Данте отступил. Он дышал полной грудью, но ему все равно не хватало воздуха. Он догадывался, что случилось с Анжелой, и не мог ответить на вопрос, можно ли умереть, не родившись, имеет ли право один человек решить, что другому не стоит появляться на свет? Не значит ли это убить частицу себя?
Когда Данте вернулся домой, там царила радостная суета. Один из жителей Лонтано побывал в Аяччо и принес письмо от Дино, которое ему передали на пристани.
— Что он пишет? — оживленная, помолодевшая Сандра нетерпеливо заглядывала в бумагу, которую держал Леон. Как большинство корсиканских женщин, она не умела читать, но ей было радостно видеть строки, начертанные рукой ее любимца.
— Джеральдо записался в армию. Скоро ему предстоит первый поход. Он обвенчался с Орнеллой Санто еще год назад, в Аяччо.
102 
