Щеки Женевьевы порозовели.
— Нет, я думала не об этом.
Орнелла внимательно посмотрела на свою юную подругу.
— Ты права: не надо спешить подрубать корни мечте. Вдруг все изменится?
— Почему Алонсо отказался поехать на Корсику? — спросила Женевьева.
— Наверное, боялся покинуть привычный мир. А еще не хотел быть кому-то в тягость.
— Это мне знакомо, — заметила Женевьева.
— Почему ты предпочла остаться именно со мной? — Орнелла задала вопрос, который давно вертелся у нее на языке.
— Из-за твоих песен. Благодаря твоему голосу самые простые чувства и вещи обретают ореол волшебства. Это именно то, чего я так долго была лишена. Мне очень жаль, что теперь ты молчишь.
Орнелла рассказала Дино про желание Женевьевы. Поездка в Тулон состоялась через месяц, и, что несказанно удивило Орнеллу, муж привез Алонсо. Женевьева попросила Дино передать слепому музыканту веточку вереска, своеобразный привет с Корсики.
Женщины встречали мужчин на пристани Аяччо. Женевьева сильно волновалась. Вопреки обыкновению, она принарядилась, забыв о том, что Алонсо все равно не сможет увидеть ее платье.
В полдень от острова исходил жар, как от огнедышащего чудовища. Гул прибоя напоминал биение огромного пульса, а шум ветра — прерывистое дыхание.
Завидев знакомое судно, женщины поспешили к краю причала. Дино помог Алонсо сойти на берег. Орнелла тут же подала ему руку и рассмеялась.
— Не представляешь, как я тебе рада! Будем ждать, скоро ли Корсика возьмет тебя в плен!
— Я уже в плену, — сказал он.
— Здравствуйте, Алонсо! — взволнованно промолвила Женевьева.
Ей показалось, что он слегка покачнулся.
— Рад приветствовать вас, девушка, сотворенная из света.
— Я совсем не такая — у меня темные глаза и волосы.
— Она похожа на итальянку, — вставил Дино.
— У меня другое представление о свете, чем у тех, кто видит, — скромно произнес Алонсо.
Они пошли к повозке. Дино надеялся, что дорога в Лонтано не займет много времени. Он не хотел задерживаться в Аяччо, дабы не стеснять Джулио и Кармину, у которых и без того было много хлопот.
Сильный ветер раскачивал растущие вдоль дороги деревья. Их листва пела свою бесконечную песнь. С наслаждением вдыхая запахи свежей зелени, раскаленных камней, сухой земли, ощущая ласку ветерка на лице, Алонсо чувствовал, как в его темный мир проникает лучик счастья.
Орнелла заметила, что он всякий раз поворачивает голову на звук голоса Женевьевы, и незаметно спросила Дино:
— Как тебе удалось уговорить Алонсо приехать на Корсику?
— Я не уговаривал. Он сразу согласился, когда узнал, от кого исходит приглашение.
Леон, успевший привыкнуть к наплыву неожиданных и необычных гостей, встретил Алонсо довольно радушно. Глава семейства Гальяни так до конца и не понял, кто такая Женевьева и почему она поселилась в их доме. Он был рад, что на его плечи не возложили обязанности выдавать ее замуж и выделять ей приданое. С точки зрения Леона, Орнелла была на редкость странной женщиной (в этом она явно превзошла Беатрис) и, вероятно, потому имела таких же странных знакомых.
Сандра нажарила к позднему ужину рыбы, которую наловили Данте и Паоло: покрытые золотистой чешуей рыбешки благоухали морем и дымом. Орнелла видела, с какой заботой Женевьева отделяет белую сочную мякоть от острых костей и подает кусочки Алонсо, и начала кое о чем догадываться.
Орнелла успела сообщить слепому музыканту о письме Антуана Дюверне.
— Надо соглашаться. Такое послание приходит раз в жизни, — сказал Алонсо.
— Ты не понимаешь. В первую очередь я должна заботиться о муже и дочери.
— Да, — произнес он с легкой иронией, — я и впрямь не могу этого понять.
Орнелла догадалась, что имел в виду Алонсо. Он страдал оттого, что ему казалось, будто окружающим всегда приходилось заботиться о нем, а не наоборот. Он был приговорен к этому с рождения, и все уверения в том, что может подарить человеку его музыка, оставались напрасными.
Видя светлую улыбку на лице Женевьевы, Орнелла думала, что забота о другом человеке, возможность ощущать себя нужным кому-то способны приносить такое счастье, о каком большинство людей не смеют даже мечтать.
Женевьева же была из тех, кто чувствует себя тем сильнее, чем слабее тот, кто находится рядом. Впрочем Алонсо вовсе не был слабым. Он не только умел с первых минут безошибочно распознать родственную душу, но в час сомнений и страхов служить ей верной опорой.