Последние отзывы

  41  

— Кирен Джек,^[18] — ответил Барнаби. Он десятки раз видел по телевизору, как играет пятнадцатый номер, а в спальне на стене у него висел большой плакат с портретом этого футболиста. — Я болею за «Сиднейских лебедей».

— Никогда про такого не слышал, — сказал Уилсон. — И про команду такую — тоже.

— Ну, он один из величайших футболистов в мировой истории, только и всего, — сказал Барнаби.

— А мне Коуди Харпер нравится. — Уилсон показал вниз, где на поле выбежала команда. Все зрители на стадионе завопили в один голос. — Никто в «Аргонавтах»^[19] так больше мячик не пинает.

— Это какой? — спросил Барнаби.

— Седьмой номер, — сказал Уилсон. — Хотя в этом сезоне у него дела идут паршиво. Болельщики требуют, чтобы тренер его выпер. А я — нет. Я-то знаю, что у него однажды все наладится. Что за…

Весь стадион хором застонал: небеса внезапно прохудились, пошел дождь. Вдруг все трибуны вздрогнули, заработали моторы где-то по сторонам стадиона, и над полем начала съезжаться огромная крыша. Барнаби разочарованно задрал голову. Башня рядом со стадионом ему очень понравилась.

— Туда ходят все туристы, — сообщил Уилсон, заметив, на что смотрит Барнаби. — Едут доверху на лифте, потом выходят на стеклянный пол и смотрят вниз на весь город. Ладно, еще одну конфетку съем. — И он сунул руку в пакетик, лежавший на коленях Барнаби. Там он выбрал самую маленькую, но самую вкусную на вид желейную конфетку.

Весила эта конфетка не больше грамма, но от этого самого грамма, наверное, зависело, уравновешен Барнаби на земле или не уравновешен. Потому что едва Уилсон вытащил руку из пакетика, как Барнаби ощутил, что его охватывает знакомая тяга полета. Он начал отрываться от сиденья курсом в небо.

— Ой-ой, — сказал он, протянув руку к рюкзаку. Но либо он сунул его слишком глубоко под сиденье, либо уже поднялся слишком высоко, — в общем, он рюкзак не достал. Он уже взлетел.

— Ничего себе! — закричал Уилсон. Все болельщики на стадионе — и даже футболисты на поле — повернули головы к летящему Барнаби. В суматохе Коуди Харпер быстро забил гол — свой первый за много лет, — но, поскольку никто этого не заметил, гол не засчитали. Из заднего кармана Барнаби выпала недописанная открытка и спорхнула прямо на колени Уилсону.

Барнаби слышал рев толпы и махал людям внизу, но их крики восторга вскоре сменились аханьем: он-то поднимался все выше, но половинки крыши тоже не стояли на месте. Они неуклонно съезжались.

Теперь могло произойти только три вещи.

Первое: крыша закроется, не успеет он долететь до верха.

Второе: Барнаби вылетит наружу, не успеет крыша закрыться.

Третье — и хуже такого ничего произойти не может: крыша закроется ровно в тот миг, когда Барнаби Бракет долетит до нее, и его разрежет напополам.

К несчастью для него, именно третье и произошло.

Но не волнуйтесь — не совсем.

Потому что за миг до того, как половинки крыши сомкнулись и накрыли стадион полностью, Барнаби успел протиснуться в щель между ними — такую узкую, что в нее поместился бы только восьмилетний мальчик. Минуту спустя он уже смотрел на «Небесный купол» сверху, и белая крыша становилась под ним все меньше. Барнаби поднимался.

— Помогите! — крикнул он, маша туристам на башне неподалеку. Они замахали ему в ответ, словно это — еще одно развлечение, которое им устроил мэр Торонто.

Показалась маленькая обзорная площадка на самой вершине, и Барнаби заметил, как по лестнице к ней быстро бежит фигурка в черном. Вот человечек распахнул дверь; в руках он держал нечто вроде рыболовной удочки. Он размахнулся и забросил ее в воздух. И тут Барнаби понял, что никакая это не удочка — то был хлыст.

— Хватайся за кончик! — крикнул человек, и Барнаби изо всех сил оттолкнулся от воздуха вправо, чтобы дотянуться. И он поймал самый кончик хлыста самыми кончиками пальцев. Потом взялся покрепче, а человек подтянул его за хлыст к перилам обзорной площадки, перевалил через них и тут же уселся на него сверху, чтобы Барнаби опять никуда не улетел.

— Спасибо, — произнес Барнаби, с облегчением глядя на него.

— На крепчайшее здоровье, — ответил человек, тоже глядя на него — но так, словно хотел съесть его живьем. — Я спас тебе жизнь, молодой человек. Это значит, что она теперь — моя.

Барнаби удивленно воззрился на него.

— Шучу, — сказал человек и довольно неприятно улыбнулся.

  41