– Я говорил тебе, что ты очень красива? – спросил он.
– Думаю, что говорил, но я была бы не против услышать это еще раз, – улыбнулась она.
– Ты очень красивая, Тори.
– Спасибо. – Она опустила глаза. – Ты решил вогнать меня в краску, делая комплименты?
– Это не комплимент, и мне нравится, когда ты краснеешь. Вся, – добавил он, лукаво подмигнув.
И в самом деле на щеках у нее выступил румянец.
– Я не краснею вся! – шепотом возмутилась она. – Только лицо.
– Еще как краснеешь. И сегодня ночью я тебе это докажу. Стоит мне только поцеловать тебя в…
– Шш, – зашипела Виктория, увидев приближающегося к ним официанта.
К большому сожалению Фреда, им пришлось прервать эту интригующую и весьма возбуждающую беседу. Ему так нравилось поддразнивать и наблюдать, как она смущается и заливается румянцем.
Они заказали омаров в винном соусе, салат из креветок и коктейль «Морской» – здешний фирменный напиток.
Недалеко от их столика сидела семья: муж с женой и двумя мальчиками-близняшками лет пяти-шести. Малыши были такими хорошенькими, что Виктория залюбовалась ими. Заметив ее взгляд, Фред спросил.
– Тебе когда-нибудь хотелось иметь детей?
– Да, конечно, – ответила она просто. – А тебе?
– Я как-то раньше не задумывался об этом. Работа полицейского отнимает много сил и времени. Но сейчас мне кажется, что да, хотел бы.
– Семья играет очень важную роль в твоей жизни, да?
– Ты права. Как, впрочем, и в твоей. В этом мы с тобой схожи.
Он немного помолчал, затем решился задать вопрос, который давно интересовал его:
– Что ты знаешь о своем отце, Тори?
– Ничего. Знаю только, что у меня его никогда не было, не считая, разумеется, момента зачатия.
– А что произошло? Он умер? Или ушел от вас?
– Насколько мне известно, у них с мамой был просто мимолетный роман, а потом он исчез, еще до моего рождения.
Фред взял Викторию за руку.
– Грустная история. Тебе тяжело было расти без отца?
Она пожала плечами.
– Да нет, нормально. Мне трудно судить о том, чего я никогда не имела. Вот мама, та действительно страдала, хотя старалась не показывать этого.
– Тебе неприятно говорить об этом?
– Только не с тобой. Я никогда не стыдилась того, что я незаконнорожденная. Времена, когда это считалось позором, давно прошли.
– Ты как-то говорила, что первые шесть лет твоей жизни, до того как ты пошла в школу, вы с мамой жили очень уединенно в Эллиот-мэноре. Почему?
– Ну, мне кажется, маме просто требовалось время, чтобы смириться с тем, что произошло. И мы не всегда были одни. Родные часто навещали нас.
– Ты была счастлива в Эллиот-мэноре?
Виктория улыбнулась.
– Я – да, но помню, что мама очень страдала… Я презирала своего неизвестного отца за то, что он так поступил с ней. – Она расправила плечи, словно стряхивая с себя этот груз. – Но это все в прошлом, а меня сейчас куда больше интересует настоящее.
– Что именно?
– Я думаю о том, как долго ты еще здесь пробудешь.
– Неужели я так сильно тебе надоел, что ты ждешь не дождешься, когда я уберусь восвояси? – пошутил Фред, хотя сложившаяся ситуация немало его беспокоила. Блумсби пока не пойман, он проворачивает свои грязные делишки в этих краях, но так ловок и изворотлив, что его никак не удается вычислить. А тут еще этот Кинсли свалился на их голову. Фред не мог оставить Тори одну с этим человеком до выяснения, кто он и что ему нужно.
Виктория тоже пребывала в смятении. Фред признался ей в любви, но ничего не предложил…
– Ты прекрасно знаешь, что это не так.
Он приподнялся, наклонился над столом и поцеловал ее на виду у всех. Потом сел и снова взял ее за руку.
– Я отдаю себе отчет в том, что твой дом и твоя работа здесь, а моя в Сан-Франциско. Пока не представляю как. Но мы будем вместе, чего бы это ни стоило. Обещаю.
Она счастливо улыбнулась.
– Рада это слышать.
Потом они гуляли по пирсу, взявшись за руки. Теплый ветерок волновал гладкую, сверкающую аквамариновыми бликами поверхность маленькой уютной бухточки, покачивал мачты парусных шлюпов. Городок выглядел сонным, патриархальным и мило старомодным: деревянные постройки середины прошлого столетия, раскрашенные в теплые тона, прелестная деревянная церковь, построенная, как Фреду уже было известно, лет двадцать пять назад.
– Прямо перед нами кондитерская, – сказала Виктория, останавливаясь возле голубого одноэтажного здания с большими окнами и вывеской, изображающей причудливо изогнутый калач.