Особенно,... 
133 
– У меня стои́т, как полагается! – сообщает Ной, и я невольно ахаю от ужаса.
Стоп, Флисс, говорю я себе. Главное – спокойствие. Нельзя показывать ребенку, насколько ты шокирована. Напротив, нужно быть современной, просвещенной матерью и демонстрировать широту взглядов. Только в этом случае твой сын не станет слишком концентрироваться на своей проблеме… или, как в случае с Ноем, отсутствии таковой.
– Правда, милый? – говорю я дрожащим голосом. – Гм-м… очень хорошо. – Я подношу ладони к пылающим щекам. Оба моих спутника наблюдают за мной не без некоторого злорадства – как-то, мол, она вывернется?
– Очень хорошо, Ной, – повторяю я. – Только давай поговорим об этом потом, ладно? Ты и сам знаешь, что наши тела способны на самые удивительные вещи, но об этом не принято разговаривать во всеуслышание. – С этими словами я бросаю на Ричарда многозначительный взгляд.
Ной выглядит озадаченным.
– А тетя говорила, – отвечает он. – Тетя-стюардесса. Она сказала, что он должен стоять вер-ти-каль-но.
– Что?!.. – Ной мешкает на трудном слове, но все же произносит его правильно, и мое материнское сердце исполняется гордости за сына. Я, однако, по-прежнему ничего не понимаю.
– Складной столик, – поясняет Ной. – Его нужно поднять, пока самолет взлетает. Чтобы он стоял вер-ти-каль-но, – с гордостью повторяет он.
– Ах, вот оно что… Понятно.
Мне хочется рассмеяться, но я только откашливаюсь.
– У бедного дяди Бена столик не поднимается, – хладнокровно припечатывает Ричард.
– Прекрати! – Я намерена сделать ему замечание, но меня душит смех. – Я уверена, что…
Меня прерывает голос бортпроводницы, который доносится из динамиков системы оповещения.
– Леди и джентльмены, прошу внимания. Прослушайте важное объявление…
О господи!.. Внутри у меня все холодеет при мысли, что, пока мы тут хихикали, пожилая женщина могла… Нет, не хочу об этом думать!
– К сожалению, из-за серьезной болезни одной из пассажирок, – продолжает стюардесса, – наш самолет вынужден совершить незапланированную посадку в ближайшем аэропорту, где ей смогут оказать необходимую медицинскую помощь. Командир экипажа принял решение садиться в Софии, столице Болгарии. О предполагаемом времени нашего прибытия на Иконос будет объявлено дополнительно.
Всю мою веселость как ветром сдувает. Получается, мы сейчас летим вовсе не на Иконос? О, дьявольщина!
– …Приносим наши глубочайшие извинения за причиненные неудобства. Спасибо.
Пассажиры в салоне начинают недовольно ворчать, но я не прислушиваюсь к протестующим возгласам. Я их почти не слышу. Все мои планы пошли прахом, и я ничего, ничего не могу сделать.
Лоркан поворачивается ко мне.
– Значит, мы будем садиться в Софии? На сколько часов это нас задержит? – спрашивает он.
– Не знаю.
– Что случилось, мама? – Ной в тревоге глядит то на меня, то на Лоркана. – Кто это – София?
– Это не кто, а что… Такой город, – с трудом выговариваю я мгновенно пересохшим горлом. – Похоже, нам придется побывать в Болгарии. Разве это не здорово? – Я смотрю на Ричарда, который тоже растерял всю свою веселость. Плечи его поникли, исполненный отчаяния взгляд упирается в спинку переднего кресла.
– Теперь мы наверняка опоздаем, – произносит он безнадежным тоном. – Мне казалось, у нас есть шанс попасть на Иконос до того, как они… ну, ты понимаешь… Но теперь… – Он слегка разводит руками. – Все кончено.
– Ничего не кончено, – с горячностью возражаю я, пытаясь убедить не только себя, но и его. – Ричард, послушай… дело в том, что этот, с позволения сказать, брак уже разваливается. Он с самого начала был за́мком на песке, а теперь и подавно…
– Откуда тебе это известно? – уныло возражает Ричард.
– Значит, – известно! Ты просто не знаешь Лотти так, как я. Каждый раз, когда моя сестра расстается с бойфрендом, с которым прожила сколько-то времени, она совершает… нечто подобное.
– Выходит замуж?! – Ричард явно скандализован. – Что, каждый раз?.. Не может быть!
– Да нет же! – У него такое лицо, что мне снова хочется смеяться. – Просто под влиянием стресса Лотти начинает делать всякие… глупости. Необдуманные, поспешные поступки. Ну а спустя какое-то время она приходит в себя и начинает жалеть о том, что́ натворила. Я почти уверена, что, как только мы прилетим в Софию, я получу от нее эсэмэску: мол, Флисс, помоги, я сваляла дурака.
Ричард глубоко задумывается.
133 
