51 
– Понятно! – Я стараюсь, чтобы мой голос звучал весело и беззаботно, но мне это нелегко дается. Очень нелегко. – Я просто не знала, что ты должен сделать… проект. Ты мне ничего не говорил.
– Я забыл, – улыбается. – Но про это было написано в записке.
– В какой записке? И где она теперь?
– Папа положил ее в вазу, где апельсины.
Я испытываю острый приступ бешенства. Твою мать!.. Я так и знала!
– Все понятно, – повторяю я, впиваясь ногтями в ладони, чтобы не зарычать. – Папа ничего мне не сказал про проект. Очень жаль!
– Мы обсуждали, что нам лучше сделать, и папа сказал – давай сделаем много… многольфер, – в глазах Ноя вспыхивают оживленные огоньки. – Он сказал: мы возьмем воздушный шарик, покроем его папье-маше и раскрасим, потом сделаем корзинку и посадим в нее фигурки людей. И привяжем к шару веревками. А вместо пассажиров можно посадить в корзину Бэтмена – это я придумал! – Его щечки покрываются взволнованным румянцем. – Сам придумал, мама!.. Папа обещал, что все сделает. Ты привезла мой многольфер? Он в машине?
– Я сейчас… проверю. – Улыбка не сходит с моего лица, но скулы сводит от ярости. – Поиграй немного на горке, а я посмотрю… – Я подталкиваю сына к игровой площадке, а сама выхватываю телефон и нажимаю кнопку быстрого набора номера Дэниела.
– Дэниел Фиппс слу…
– Это Флисс, – перебиваю я. – Хочешь, я угадаю, где ты? Ты сейчас, наверное, мчишься в школу, чтобы успеть привезти сыну шар из папье-маше с Бэтменом в корзинке, правда?
Следует долгая пауза, во время которой я мысленно обзываю Дэниела самыми страшными словами, какие только знаю.
– О, черт! – говорит он наконец. – Извини. Я совершенно забыл.
Но в его голосе я не слышу ни озабоченности, ни раскаяния, и мне хочется его убить.
– «Извини» – это все, что ты можешь сказать? Как ты мог поступить так с собственным сыном?! Это нечестно, несправедливо и безответственно по отношению к нему, да и ко мне тоже…
– Флисс, успокойся! Ну, подумаешь, какой-то школьный проект!..
– Он не «какой-то». Для Ноя он значит очень много, а ты… ты… – Я не нахожу слов и умолкаю. Бесполезно, Дэниел все равно не поймет. Никогда не поймет. Бессмысленно что-то ему объяснять, лучше поберечь силы, коль скоро я оказалась предоставлена самой себе.
– Ладно, Дэниел. Пока. Я как-нибудь разберусь.
Я даю отбой, прежде чем мой бывший успевает что-то сказать. На смену бессильной ярости приходит решимость сделать все, чтобы не подвести Ноя. Чтобы он получил свой воздушный шар. Я могу. Я сделаю это, чего бы мне это ни стоило.
Я бросаюсь к машине, отпираю дверцы и лезу в свой кейс. Там среди рабочих бумаг у меня завалялся плотный подарочный пакет, оставшийся от какого-то званого обеда. Это будет корзина… цвет как раз подходящий. Шнурки из кроссовок, в которых я хожу на фитнес, сойдут вместо веревок. Я хватаю ручку, лист бумаги и машу Ною рукой.
– Я сейчас закончу наш воздушный шар, – говорю я, – а ты пока нарисуй Бэтмена, чтобы посадить в корзину, хорошо?
Ной садится на переднее сиденье и, высунув язык, принимается сосредоточенно рисовать, а я выдергиваю из кроссовок шнурки. От грязи они давно стали коричневыми, как самые настоящие манильские канаты, но меня это не смущает. Напротив, я только рада, что они уже не похожи на шнурки для обуви. В перчаточнице у меня есть моток липкой ленты – то, что надо, чтобы прикрепить веревки к корзине. Что касается самого шара…
Интересно, что тут можно придумать? Я, черт возьми, не разъезжаю по городу с полным багажником воздушных шаров! А что, если?..
Нет. Ни в коем случае. Это будет…
Но какие у меня варианты?
* * *
Минут пять спустя я уже иду к учительнице, держа в руках готовый проект. Другие матери, которые стоят вокруг миссис Хокинс, замолкают одна за другой. У меня такое ощущение, что не только они, но и все, кто собрался в школьном дворе, смотрят сейчас на меня.
– Вот Бэтмен! – с гордостью говорит Ной, показывая на фигурку в корзине. – Я сам его нарисовал.
Дети рассматривают Бэтмена, но их матери глядят только на воздушный шар. Ничего удивительного, ведь это – разрисованный моей губной помадой ультратонкий «Дьюрекс федерлайт». В надутом виде он оказался на удивление большим; только отстойник на макушке почти не изменился и кокетливо покачивается на ветру.
Кто-то громко фыркает. Кажется, это Анна. Я оглядываюсь, но ее лицо – как и лица остальных – выглядит совершенно непроницаемым.
51 
