На взгляд Эдит, полицейские оказались очень добрыми и очень, очень тактичными. Они обыскали весь дом, в особенности кабинет Тома, но потом расставили все по местам. Айна и Кэтрин, которые много смотрели телевизор, думали, что полицейские оставят после себя жуткий беспорядок, как копы из фильмов. Вот вам разница между реальностью и тем, что Том называл «телик». Разве Делия Карстерс разрешила бы своим коллегам устроить беспорядок? Полицейские Холломена очень хорошо воспитаны.
Как оказалось, даже слишком. Эдит забыла рассказать им о потайном ящике Тома, а полицейские не осмотрели эту часть стены, где висела уродливая старинная русская икона с Мадонной и младенцем, которая Тому нравилась больше, чем творения Эндрю Уайета, хоть тот и был лучшим американским художником всех времен. Эдит считала, даже тысячелетний возраст не мог превратить плохое произведение искусства в хорошее.
Теперь же она стояла в кабинете мужа, пребывая в смятении, и размышляла, как ей следует поступить. Сначала посмотреть, решила она и подошла к действительно уродливой картине, чтобы снять ее. Позади была простая стена, за исключением тонкой полоски, очерчивающей контуры небольшого потайного ящичка, ручкой которого служил крючок для картины. Понимая, что икона может стоить больше, чем весь дом, вместе взятый, Кармайн с Эйбом ее не тронули, полагая, что Том поступал так же.
Именно в этом ящике Тинкерман хранил бумаги, над которыми работал в данный момент. Ему не было никакой необходимости прятать свои труды, и он отлично это понимал, но его зажатой сущности импонировало то ощущение, будто бы его усилия достойны того, чтобы быть спрятанными даже от коллег по работе. Отсюда и потайной ящик.
Эдит вытащила его и обнаружила, что ящик практически полон бумаг, а сверху лежало письмо, написанное золотым пером с помощью «паркера». Оно было подписано и, следовательно, готово к отправке. «Почему же он его не отправил?» — подумала вдова, глядя на адресата. Вероятно, проблема с какими — то бумагами.
Забыв о полиции, Эдит подошла к телефону, стоящему на столе Тома, и первый раз в жизни села на его шикарное кожаное кресло. «Лучше всего — сначала позвонить адресату, а уж потом решать, что делать дальше».
Она сняла трубку и стала крутить диск, Томас Тарлетон Тинкерман не признавал кнопочных телефонов!
Когда одна маленькая ручка Уды дотронулось до крошечной ручки младенца и их пальцы переплелись, малыш радостно заагукал.
— Алексис — самый красивый ребенок из всех, кого я когда — либо видела, — сказала Уда хриплым голосом.
Черные волосы блестели на свету; малыш приподнял голову, и его зеленые глаза нашли лицо матери. Сердце замерло, она едва не задушила его в объятиях. Как много любви! Кто может понять счастье материнства, не испытав его на себе? «Я убила, чтобы спасти себя и Уду, — подумала Давина, — но только, когда не оставалось другого выхода. И убила бы любого, посмотри он косо на Алексиса».
— На сей раз я решила не приводить в исполнение мой план относительно Чеза, — сказала она Уде, но не на английском.
Уда моргнула, словно ящерица.
— Это разумно? Мы смогли бы с ним справиться, двое против одного, — ответила она, тоже не на английском.
— Наш неизвестный друг вредит нашей репутации, а то, что просто, легко испортит дело. Мы должны найти другой способ.
— Тогда он предъявит обвинения, Вина.
— Что я, преуспевающая модель, замешана в мошенничестве и пытаюсь очернить его? Да, мы оба это понимаем, — ухмыльнулась Давина. — Звучит абсурдно.
Уда позволила Алексису схватить всю руку.
— Чез глуп, Вина, и слишком хорошо устроился. Если ты чувствуешь, что не стоит так поступать, давай сделаем иначе. Я знаю, что полицейские Холломена взяли у него отпечатки пальцев, но догадались ли они сравнить их с отпечатками из нью — йоркского отделения полиции? В этой стране все организовано и разделено по штатам, а взятие отпечатков — лишь стандартная процедура. Давай мы анонимно проинформируем полицию Холломена, что Честер Малкужински был Честером Держински и на него имеется дело в полиции Нью — Йорка. Это может нам навредить, но также может отвлечь от нас внимание лейтенанта Голдберга.
— Отличная идея! — Давина потянулась. — Да, Уда, просвети их по телефону, с таким американским акцентом.
Уда вернулась к младенцу, пускающему пузыри, чтобы привлечь восхищенную аудиторию.