Такси я вожу, страдая от жуткой головной боли. Она сидит на пассажирском сиденье. Я оборачиваюсь, а боль тут как тут.
– Приехали, – говорю я. – Шестнадцать пятьдесят.
– Шестнадцать пятьдесят? Аж шестнадцать? – принимается нудеть пожилой джентльмен в костюме.
Его слова – как кипящий бульон в моей голове. Пена поднимается и опускается, внутри все булькает.
– Деньги давайте сюда. – Сегодня мне не до реверансов. – И вообще, если дорого, пешком ходите.
А то я не знаю, что поездку он запишет на счет компании.
Пассажир отдает мне деньги, я благодарю.
«Неужели так трудно вести себя нормально?» – думаю про себя.
Мужик выходит и громко хлопает дверью. Такое впечатление, что он ударил меня по голове.
В принципе, я жду нового телефонного звонка. Чтобы голос из трубки сказал: «А ну-ка быстро метнулся на Эдгар-стрит и все там уладил». Проходит несколько дней, но никто не дает мне пенделя по телефону.
В четверг вечером мы играем в карты у Одри, но я ухожу пораньше. Все свободное пространство в моей голове занимает предчувствие. Из-за него я поднимаюсь и ухожу, скупо прощаясь с друзьями. Час пришел, нужно идти. Я должен занять свой пост у дома на Эдгар-стрит, дома, захваченного насильником. Дома, в котором почти каждую ночь творятся ужасы.
И вот я иду туда и понимаю: ноги сами несут меня быстрее. Потому что окрыляет мысль об успехе: я ведь справился с двумя заданиями.
Милла. Софи. Я все сделал.
А теперь должен встретиться лицом к лицу с этим.
Поворачиваю на Эдгар-стрит и чувствую, как сжимаются кулаки в карманах. Оглядываюсь по сторонам, не смотрит ли кто.
Подходя к дому Миллы или Софи, я не чувствовал опасности – да и с чего, такие приятные люди. Никакого риска. А тут – все по-другому. О чем ни подумай, одна сплошная боль. Все плохо и может обернуться еще хуже – у жены, у девочки, у мужа. И у меня.
Время идет, я жду. В кармане обнаруживается позабытая жвачка, я кладу ее в рот. У нее тошнотворный вкус, как у страха.
Предчувствие во мне нарастает, и в конце улицы появляется он – хозяин дома. Вот мужчина подходит к ступеням крыльца. Тишина подбирается все ближе. И вдруг бросается вперед, отпихивая меня в сторону.
И это снова происходит.
Насилие. Оно врывается, запускает пальцы – буквально во все. Рвет на части, и все разваливается, расползается. Я ненавижу себя за то, что так долго собирался с духом и до сих пор не покончил с этим кошмаром. Я презираю себя за трусость: выбирал легкие варианты и откладывал приход сюда вечер за вечером. Пружина ненависти сжимается во мне – и распускается резким ударом. Она бьет в душу и бросает ее на колени передо мной. Душа кашляет и задыхается, и ненависть к себе захлестывает меня с головой.
«Дверь, – думаю я. – Иди к двери, она открыта».
Думаю, но не двигаюсь с места.
Я не могу, ибо трусость сбивает с ног и топчет душу, которая безуспешно пытается подняться с колен, но падает обратно в полном бессилии. Пошатывается – и валится на землю с глухим, окончательным звуком. И смотрит вверх, на звезды. Капельки света по всему небу – это же звезды?
«Ну-ка встань», – говорю я себе снова. И на этот раз встаю и иду.
Все вокруг дрожит от страха, но я поднимаюсь по ступеням и подхожу к двери. Далекие облака настороженно смотрят на меня и боязливо пятятся. Мир заявляет, что он тут ни при чем. Что ж, я могу его понять.
Войдя внутрь, я их слышу.
Он будит ее – беспардонно.
А потом мучает.
Влезает ей в душу – и бросает на произвол судьбы.
Швыряет на кровать, овладевает ее телом и вспарывает живот. Пружины матраса скрипят с отчаянным подвыванием. Они обречены делать то, чего не хотят: вверх – вниз, вверх – вниз. Жаловаться, просить о пощаде – бессмысленно. До прихожей, где я стою, доползает тихий плач. Припадая к полу, кривенько, бочком он вытаскивается из-за приоткрытой двери и тычется мне в ноги.
«Ну что? И сейчас не войдешь?» – сердито спрашиваю себя.
И все равно стою и жду.
Дверь открывается шире, и из щели показывается плачущий ребенок. Девочка.
Она стоит прямо передо мной и трет кулачком глаз – прогоняет настырный сон, который там поселился. На ней желтая пижама в красных корабликах, большие пальцы ног сгибаются и трутся друг о друга.
Девочка смотрит на меня, но в ее глазах нет страха. Ужаснее того, что творится у нее за спиной, ничего быть не может.
– Ты кто? – спрашивает она шепотом.
– Я Эд, – шепчу я в ответ.