Когда над залом взорвались аплодисменты, Фрэнси повернула голову и увидела Ноя.
— Это было великолепно, — в искреннем восхищении выдохнул он.
— Мы выиграли тогда первенство страны, — просто сказала она, и ее глаза таинственно замерцали, полные воспоминаний.
Ною хотелось спросить, о чем она сейчас думает, что чувствует, но он боялся, что она не ответит. Не настолько они знакомы, чтобы открывать душу. Но все же спросил ее, как прошла встреча.
Она выключила телевизор и вытащила видеокассету.
— Она дала мне пищу для размышлений.
— Что-то связанное с фигурным катанием?.. — решил уточнить Ной.
— Брент просил, чтобы я снова стала его партнершей.
— В профессиональном спорте?
— Нет. Он намерен выиграть олимпийское золото.
— А вы сомневаетесь?..
— Не знаю. Когда-то у нас все получалось отлично.
Ной интуитивно понял, что она имела в виду не только спорт, но решил не подавать вида.
— Как долго вы не тренировались?
Она отсоединила видеоплейер и убрала его в сейф.
— Я никогда не забрасывала спорт окончательно. Каждый день делаю пробежку, поднимаю гири, еженедельно посещаю занятия с хореографом. И легко могу похудеть на пять — восемь фунтов…
— Но…
— Вот именно, что «но». Я совсем не уверена, хочу ли снова вернуться к прежней жизни.
Ной понял, что за ее словами крылось еще что-то, и очень хотел бы понять ее до конца. Приблизившись вплотную, он взял ее за локоть и кивнул на экран.
— Это очень многое значило для вас?
Она прикрыла глаза.
— Мне трудно ответить. Все так сложно и неоднозначно… — Она замолчала и отошла. — Но все это вас совершенно не касается, — вдруг вспылила она. — На моей работе это никак не отразится.
Он даже не заметил, что держит ее за руку. Однако с болью ощутил, когда она освободилась от его ладони.
— К черту эту вашу работу! Я волнуюсь за вас. Я ведь заметил выражение ваших глаз, когда вы увидели Макинтоша. — Ной кивнул на экран телевизора. — Преступно пропадать такому таланту. Уверен, вам не раз говорили это. Так какого же дьявола вы занимаетесь здесь ерундой вместо того чтобы совершенствовать редкий природный дар?
Она с вызовом взглянула на него:
— Что вы понимаете в этом? Вы любили что-то с такой силой, чтобы не помышлять ни о чем другом? Жили этим каждую минуту? Теряли вдруг всякую радость, которая делала ваш труд волшебным? Представьте себе, каково это: вдруг понять, что награда стала важнее искусства, успех выше красоты, а тренировки превратились в бесконечное истязание тела? Вот и скажите — стоит ли мне возвращать прежнюю жизнь?
Он давно познал горечь утрат. Знал, как тяжко пережить крушение веры. Но имел представление и о том, каким мощным стимулом может стать надежда.
— А вы могли бы вновь вернуть радость и красоту?
— Не знаю. Не уверена. К тому же вполне возможно, что я уже опоздала. Тут каждый день воистину на вес золота.
— Все это пустые отговорки. Я видел, как светилось ваше лицо, когда вы смотрели на свое выступление. Этот спорт — часть вашей души.
Она опустила глаза.
— Да нет, вы понятия не имеете, что произошло.
— Какая-нибудь серьезная травма?
— Мне не хочется обсуждать эту тему.
— Вообще? Или со мной?
Она, не мигая, смотрела ему в глаза.
— Мы с вами едва знакомы.
— Иногда значительно легче открыть душу малознакомому человеку. — Ной почувствовал горечь в этих словах и вдруг понял: его совершенно не устраивает роль незнакомца в жизни Фрэнси. — Но вы не собираетесь никому исповедоваться.
— Я давно уже выросла и привыкла без подсказки решать свои проблемы. Каждый сам выбирает свой путь. Так что уж позвольте мне самой поломать голову над этой задачкой и принять решение. Но все равно спасибо за желание помочь.
Девушка ясно дает понять, что это не его ума дело. Надо полагать, она вообще никому не доверяет настолько, чтобы открывать душу. И все же — что у нее произошло? Ее заставили страдать? Это Макинтош? У Ноя хватало собственных демонов в душе, когда речь шла о доверии. Говоря по правде, он и жизнь на колесах вел именно потому, что старался лично проконтролировать все. Да и не оставался подолгу нигде, чтобы не возникало никаких привязанностей, — вот и некому причинить тебе боль.
Но предложение Фрэнси остаться в Геттисберге на несколько недель заинтриговало его. И она сама. И ее семья в конце концов. Можно руководить всеми его катками и отсюда, не обязательно из Ричмонда. Он почти три месяца в разъездах и заслужил передышку.