Особенно,... 
28 
— Конечно, я могу ошибаться, — продолжал он, — но после того, как западные державы так упорно боролись за положение в Китае, они вряд ли с легкостью отдадут то, что имеют.
— Это правда, — согласился наместник. — К тому же имперские войска вовсе не многочисленны.
— Возможно ли, чтобы какие-то грязные бандиты оказались полезны в случае военного столкновения?
— Военное столкновение не должно произойти, ни в коем случае! — неожиданно резко заявил наместник.
— Но наша страна скатывается к нему. «Боксеры» сводят с ума простых людей. Один из их плакатов уже появился на видном месте в столице.
— Плакат «боксеров»? И что же в нем говорилось?
Вопрос Ли Хун-Чжана прозвучал остро, слишком остро для столь сдержанного человека, невольно выдав истинную степень озабоченности и тревоги мудрого и смелого политика.
Мандарин пересказал содержание плаката, которое помнил почти дословно, столь сильное впечатление произвел на него призыв к бессмысленной жестокости и тяга к разрушению.
— Взорвать железные дороги, — едва шевеля губами, повторил наместник. Несомненно, он вспомнил, как был горд, когда в его провинции прошел первый поезд, и как много усилий пришлось приложить для этого лично ему.
Мандарин наклонился к собеседнику, чтобы иметь возможность говорить как можно тише.
— Все предсказания и знаки, о благородный, указывают на то, что только вы в состоянии спасти Китай! Лишь человек, подобный вам, за спиной которого столь великие заслуги, способен убедить вдовствующую императрицу прислушаться к голосу разума.
Наместник глубоко вздохнул:
— Увы, я больше не пользуюсь благосклонностью ее величества. Она прислушивается лишь к тем голосам, которые поощряют ее ненависть к иностранцам и веру в то, что Китай способен бороться в одиночку.
— Как она может надеяться на победу? Ведь должен найтись хоть один смельчак, готовый напомнить ей, что все предсказания говорят о том, что этот год несет несчастья стране!
Наступило молчание, потом мандарин заговорил вновь:
— Итак, готовы ли вы, о благородный, стать спасителем родной страны, которой верой и правдой служили всю свою жизнь?
— Постараюсь, — медленно произнес Ли Хун-Чжан. — Клянусь, что постараюсь. Но я старею. Кто захочет прислушаться к голосу старика?
В его голосе неожиданно прозвучала беспомощность, которая до глубины души потрясла Стэнтона Вэра. Он долго молчал, но потом все-таки заговорил:
— Вы единственный в окружении императрицы человек, который не только любит Китай, но и понимает Запад. И вы способны понять, что пять иностранных держав не отступятся от своих целей, несмотря ни на что. Лишь вы можете убедить ее величество, что единственный возможный путь — это путь компромисса!
Ли Хун-Чжан заметно выпрямился, словно готовясь к решающей схватке.
— Я прекрасно понимаю свой долг, — ответил он, — и всеми силами постараюсь отвести жестокую руку несчастья. А если мне не удастся это сделать, то по окончании войны я сделаю все, что смогу, чтобы добиться от завоевателя как можно более мягких условий, кем бы ни был этот завоеватель!
Стэнтон Вэр чувствовал, что сейчас мудрец разговаривал не с ним. Он просто думал вслух. Снова став «мандарином», майор заметил:
— В этом, конечно, заключено некоторое утешение, но все же я надеюсь, зная вас, на нечто гораздо большее.
— Да вы и сами обладаете немалым дипломатическим искусством, молодой человек, — неожиданно произнес мудрец. — Возвращайтесь со мной в столицу и присоедините свой голос к моему!
— Увы, досточтимый! Я не имею веса в Запретном городе. А кроме того, я и без того слишком долго не был дома. Но и мысли мои, и молитвы останутся с вами: ведь я искренне верю, что в этот решающий час нашей истории нам не к кому больше обратиться.
— Вы оказываете мне большую честь, — сдержанно поблагодарил наместник.
Они молча пошли по дорожкам сада, словно возвращаясь с приятной прогулки среди цветущих деревьев и кустарников. И лишь они одни знали да еще одна прелестная особа на женской половине дворца догадывалась, насколько серьезный, судьбоносный для огромной страны разговор только что состоялся на уединенной скамейке, под сенью цветущего миндаля.
Глава 4
Едва принц Дуань вернулся во дворец, наместник объявил, что собирается немедленно отправиться в Пекин.
28 
