Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
31 
«Удивительное создание — попугай, — думал он. — Такая маленькая головка, даже трудно поверить, что в ней есть мозги! И при этом уже записано больше полутора тысяч стихотворений, и неизвестно, сколько еще в этой птичьей головке их хранится!» Подумав о птице, вспомнил Саплухов неприятную и одновременно приятную своим результатом историю с бывшим хозяином попугая. Конечно, все эти протоколы, письма в Институт русского языка и литературы, все это вызывало неприятные воспоминания. Но то, что этого липового ассистента все-таки посадили — не могло не радовать. Ведь теперь попугай перешел к Саплухову как бы по наследству и не надо было спешить с работой, не надо было нервничать, думая что хозяин может его забрать и уехать куда-нибудь к себе домой. Теперь хозяин был он — Костах Саплухов, советский ученый филолог. А прежний хозяин вернулся к себе на родину — в тюрьму. Надо же было так напиться, чтобы представиться поэтом и попытаться изнасиловать доверчивую и, должно быть, глуповатую москвичку, отдыхавшую в Ялте вместе с папой — полковником милиции. Но теперь-то все равно. Каждому свое, а Саплухову — уникальный попугай с феноменальной памятью, и один Бог пока знает, с какими еще возможностями: на этом попугае, помноженном на советскую поэзию, можно было не только докторскую защитить, но и намного выше забраться. Кто бы он был без попугая?
Улыбка появилась на широком пухловатом лице Саплухова. Вспомнил он, как благодаря случаю узнал о существовании этого попугая. Счастливый был этот случай.
А Кузьма тоже смотрел не без интереса на своего нового хозяина, смотрел вполглаза, притворившись сонным. Смотрел и, должно быть, тоже о чем-то думал. Но вот о чем? Никто, кроме Кузьмы, пожалуй, и не знал, о чем.
Взгляд Саплухова стал удивительно нежным. Он встал из-за стола, подошел к клетке, наклонился над ней и прошептал:
— Золотая ты моя птичка! — и улыбнулся по-доброму, будто был перед ним его собственный спящий ребенок, а не бодрствующий, но притворяющийся сонным попугай.
Глава 18
Вот уже почти два месяца сидела Таня Ваплахова безвыходно в квартире народного контролера. Сам Добрынин даже привык к ее, казалось, бесконечной и такой странной беременности. Он приносил ей продукты из магазина, по воскресеньям помогал стирать белье.
В квартире, во многом благодаря Тане, появился очевидный порядок. Всему она нашла правильное место и даже немного переставила мебель. Стало в квартире уютнее, и Добрынин заметил это. Однако поздно вечером, даже в субботу, уходил ночевать на завод.
Как-то в конце мая пришел к директору Лимонову. Рассказал о приезде Тани, о ее беременности. Показал ему и письмо от майора Василюка. Лимонов тогда внимательно выслушал Добрынина, а потом пожал плечами и ничего путного не сказал. Но контролеру после этого стало поспокойнее: по крайней мере, товарищ Лимонов был в курсе происходящего, и это добавляло уверенности в мысли и чувства Добрынина.
Но время шло, и народный контролер начинал понимать, что Таня вот-вот родит. Раз он мягко посоветовал ей пойти в родильный дом, но она наотрез отказалась, расплакалась. Сказала, что никуда из квартиры не уйдет и рожать будет здесь.
Именно этого и боялся Добрынин, но ничего сделать не мог.
Ненадолго возвращаясь после работы домой, он прислушивался к шумам в квартире, прежде чем открыть дверь.
Добрынин сам не знал, чего боялся.
Однажды вечером Таня попросила его не уходить на завод.
К тому времени она уже настолько округлилась в животе, что дальше уже было некуда. И тут Добрынин не выдержал. Первый раз в своей жизни он закричал на женщину: «Собирайся в роддом, бери вещи!» Но это ни к чему не привело. Таня расплакалась, легла на его, Добрынина, кровать, и вдруг плач сменился стоном.
Испуганный Добрынин подбежал, заглянул ей в лицо.
Глаза Тани были закрыты, а руками она схватилась за низ живота и стонала, раскачиваясь на кровати.
«О Господи, — подумал Добрынин. — Рожает ведь!» И стал судорожно думать, что ему теперь делать. Но никакие мысли не появлялись, и он наклонился над Таней, схватил ее за плечо.
— Что делать? — спросил он ее в самое ухо.
Она открыла глаза.
— Воды принесите… — сказала Таня через силу, часто дыша.
А сама заерзала на кровати, сгибая и распрямляя ноги.
Старалась убрать покрывало с одеялом, вытянуть их из-под себя и сдвинуть к спинке кровати.
Добрынин принес из кухни таз с водой, опустил на пол. Помог Тане вытащить из-под себя одеяло с покрывалом. Теперь она лежала на простыне в полураспахнутом халате. Лежала и стонала.
31 
