ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>

В сетях соблазна

Симпатичный роман. Очередная сказка о Золушке >>>>>

Невеста по завещанию

Очень понравилось, адекватные герои читается легко приятный юмор и диалоги героев без приторности >>>>>




  45  

Но зато тут же придумал Кремлевский Мечтатель лыжный праздник, и вот пару дней спустя они втроем, вместе с беременной Кларой пошли на лыжную прогулку.

Шли, не спешили. Первым прокладывал неглубокую лыжню Банов, за ним шла на лыжах Клара, а уж позади всех не спеша Кремлевский Мечтатель.

Гуляли они часа два и проложили неплохую прогулочную лыжню по Подкремлевским лугам с подъемами и спусками с холмов и приятными проходами между близко растущими елочками.

— Теперь будем через день прогуливаться! — сказал, отдышавшись, покрасневший и румяный от мороза старик.

Отогрелись у костра, поставили лыжи возле его, Эква-Пырися, шалашика. И стали солдата ждать с обедом.

Потом обедали с аппетитом, и, конечно, из-за скудности разделенного на три части обеда, все трое остались немножко голодными.

— Надо что-то придумать, — сказал старик и посмотрел на ожидавшего окончания обеда Васю.

— Ничего нельзя, — развел руками Вася. — Я ж говорил, повар-азербайджанец, он лишнюю котлету никому не даст, выбросит, а не даст!

— Да? — сказал задумчиво старик. — Но тут дело серьезное. Вот товарищ Клара скоро матерью станет, а будущая мать должна быть сытой и здоровой, иначе придет на смену нам слабое, хилое поколение, так ведь, товарищ Банов?

— Ага, — сказал Банов.

— Может, рапорт написать? — предложила Клара, решив, что не дело это, когда в общем-то ее проблема решается без ее участия.

— Рапорт? — переспросил старик. Подумал пару минут.

Потом, обернувшись к ней, сказал: — Не рапорт, а заявление! Именно заявление под моей подписью… на имя коменданта Кремля… Как сейчас коменданта Кремля звать? — обернулся старик к солдату.

Солдат пожал плечами.

— Ну ладно, просто на коменданта Кремля… А ну-ка, товарищ Банов, дай-ка мне письменную доску и принадлежности.

И, отложив недоеденную перловую кашу с тефтелями, положил старик себе на колени письменную доску и стал писать на листке бумаги заявление.

— Так, «Коменданту Кремля, заявление, — диктовал сам себе Эква-Пырись. — Убедительно прошу вас увеличить размер посудочного судка в связи с тем, что отпускаемой мне ежедневно порции явно не хватает для энергичной умственной деятельности. Должен сказать, что, исходя из моих наблюдений, размер посудочного судка должен быть увеличен как минимум в два, а лучше — в три раза. С партийным приветом, В. И. Эква-Пырись».

— Вот, — старик взял написанное заявление в руки, перечитал и подал его солдату. — Отдашь непосредственному начальнику!

— Так точно, — сказал солдат. — Подождем, посмотрим, — сказал Эква-Пырись Кларе и Банову. — Не могут они мое заявление без ответа оставить!

Солдат ушел. Дел больше на вечер у старика, Банова и Клары не было. И уселись они на расстеленных двух шинелях у костра в домино играть.

А сверху незаметно подкрадывался зимний вечер, и неподвижный воздух охотно растворял в себе теплое дыхание трех игроков.

Глава 28

Улицы Москвы были засыпаны опавшей листвой. Желтый ковер покрывал тротуары. Ночами лунный свет отражался в тысячах окон и, отраженный, падал вниз, придавая засыпанным улицам неземной сказочный цвет. Проезжали машины по дороге, проходили люди, и вместо звука шагов, вместо урчания мотора слышен был лишь шорох листьев, шорох сухих осенних листьев.

Осень в Москве стояла сухая: ни дождей, ни туманов. И небо над городом было чистое и белесое. И в природе, и в городе царило спокойствие.

Рано утром, когда поезд только въезжал в пределы Москвы, Добрынин не мог не заметить этого спокойствия, этого согласия природных и человеческих сил. Он стоял в тамбуре вагона у двери и смотрел в окно, наслаждаясь железной музыкой колес. Эта музыка своей постоянностью и приятной монотонностью заставляла Добрынина думать о вечном, о бесконечном. И он думал о своей стране, думал о ней с любовью, как можно думать о женщине. Думал и о том, что сама Родина во многом похожа на женщину. И не из-за плакатного «Родина-мать». Совсем нет. Что-то другое было в Советской стране от женщины. Может быть, правда, только от советской женщины. Какая-то беспрекословность и, может быть, непредсказуемость в хорошем смысле. Если думать проще — то была у Родины загадка, манящая и непонятная загадка, которая всю жизнь держит человека, любящего человека, в восторженном напряжений. Вот и сейчас Добрынину было приятно и радостно думать об этой загадке, и думал он о ней не для того, чтобы попытаться ее разгадать. Нет. Не было в нем этого глупого рвения молодости, пытающейся все расставить на свои места, расшифровать все шифрограммы жизни.

  45