День 30: 27 мая
Под вечер этого дня над нами опять появились птицы; одну мы смогли поймать и убить, и капитан снова сыграл в «кто получит эту порцию», и мы снова с восторгом отобедали нашей добычей. Но еще пуще обрадовались мы проплывшей мимо нашей посудины деревяшке, увидев в ней знак того, что через несколько часов мы выйдем к Большим Рифам прохода Эндевор, – разумеется, до конечной цели нашего плавания от него было еще далеко, но, может быть, нам удастся пристать там к берегу и отдохнуть после столь долгого времени, проведенного в море.
Я заметил, что голова моя стала кружиться от яркого солнечного света немного сильнее, чем прежде, и что меня все чаще тянет в сон. Против сна я ничего не имел, он позволял коротать время, когда мне не приходилось грести, да только спал я некрепко и просыпался не отдохнувшим, а лишь сильнее уставшим, – но никому об этом не говорил, все держал в себе.
Наш капитан сказал, что бывал в этих местах с капитаном Куком, когда они плавали на «Решимости».
– Мы рассчитывали пополнить здесь наши припасы, – объяснил он тем, кто сидел с ним рядом, – однако почти ничего не нашли. Из-за этого капитан дал бухте, в которую мы заходили, название «залив Жажды», – с улыбкой добавил мистер Блай. – Да, сколько я помню, название было точное.
– Прямо не терпится туда попасть, – ядовито заметил Вильям Пекоувер, за что мистер Фрейер тут же испепелил его взглядом.
– Все могло измениться, – сказал капитан. – Да если мы сможем просто отдохнуть, это уже будет неплохо, вы согласны?
Мистер Пекоувер понурился, отвел глаза в сторону, и я подумал, что, может быть, ему стало стыдно за его наглые слова.
– Если помните, сэр, вы собирались рассказать мне одну историю, – после некоторого молчания обратился я к капитану.
– Историю? – удивленно переспросил капитан, повернувшись ко мне.
– Про капитана Кука, – напомнил я. – Про то, как вы были с ним до самого конца. Когда он умер.
– Ты хочешь сказать, когда его убили, – быстро поправил меня капитан.
– Да, сэр, когда его убили.
Капитан Блай легко вздохнул, покачал головой.
– Я расскажу тебе об этом, Тернстайл, – пообещал он. – Ты только не думай, что конец нашего путешествия уже близок. У нас впереди еще много ночей. Расскажу, не беспокойся.
– Но, сэр…
– Не сегодня, мальчик, – сказал он и опустил ладонь на мое тощее плечо, заставив меня умолкнуть. – Сегодня мы увидим Большие Рифы. Вот что самое главное.
Я насупился. Я должен был услышать эту историю, пока мне не пришел конец.
День 31: 28 мая
День прошел в сменяющих друг друга предвкушениях и разочарованиях – мы надеялись миновать рифы, добраться до оконечности Новой Голландии, отдохнуть и поесть, но, черт бы побрал эти воды, они нас не пропускали. Потратив несколько часов на пустые попытки, мы увидели вокруг буруны, и капитан, опасаясь разбить баркас о камни, приказал повернуть назад и попытаться найти проход в другом месте.
– Капитан, прошу вас, сэр, – взмолился один из сидящих у кормы моряков, не помню, кто именно, – разрешите нам идти дальше, мы будем осторожны.
– Каким бы осторожным вы ни были, сэр, – твердо ответил капитан, – если мы пробьем дно баркаса, то здесь и умрем, и вы знаете это не хуже меня.
Моряки недовольно заворчали, но капитан был, разумеется, прав. Позволить себе такой риск мы не могли и потому отплыли от рифа в спокойные воды. День мы закончили, приуныв, и хоть нам, невезучим болванам, удалось изловить олушу, разделить ее на восемнадцать частей и съесть, утешило это мало.
День 32: 29 мая
В этот день мы наконец сумели провести наше суденышко сквозь рифы и спокойно пристать к берегу, бывшему, как полагал капитан, оконечностью Новой Голландии. Волнение, которое овладело нами, умерялось лишь постоянными напоминаниями мистера Блая о том, что нам не следует терять голову, поскольку всего несколько недель назад мы едва не пали от рук туземцев с острова Дружбы, – правда, мне казалось, что с того дня минули месяцы.
Когда баркас врезался носом в песок, мы поспешили выбраться из него, и какое же это было наслаждение – снова ощутить под ногами твердую землю. Мы не бегали, не плясали, не раскидывали руки и ноги, не вели себя, как прежде, наподобие оравы умалишенных; мы были слишком слабы для этого, у нас слишком кружились головы, желудки наши были слишком пусты, дух слишком угнетен. И потому мы просто пролежали какое-то время на песке, благо в небе показалось солнце, сняли и разложили для просушки одежду, вытянули конечности – в кои-то веки не боясь заехать кому-нибудь в нос или подбить глаз. Лежа на берегу, я, клянусь, размышлял о притягательных удобствах могилы, но затем выбросил эти мысли из головы, ибо сознавал, как близко я к ней подобрался и какой долгий путь должен еще проделать, чтобы ее избежать.