Стефан был потрясен.
Ей пришлось позвонить дважды, прежде чем Стефан подошел к двери. Затем он широко распахнул ее, едва взглянул на нее, повернулся и довольно грубо пошел обратно в мастерскую, держа в одной руке палитру, а в другой кисть.
– Я как раз кое-что нащупал. Ты извинишь меня, я на минутку? – проговорил он.
– Разумеется, – ответила Верона.
Но когда девушка закрывала за собой дверь, настроение ее еще больше испортилось. Она вошла в комнату, в которой Стефан и работал, и спал, и ел.
Верона никогда не видела его таким неряшливым. И все же ее сердце дрогнуло, когда она глянула на его высокую фигуру, слишком тощую и чуточку ссутуленную. На нем были очки в роговой оправе, через которые он смотрел на свою картину. Его темные, жесткие волосы у концов загибались вверх. Вот, думала Верона, здесь стоит Стефан, художник… милый, взвинченный, высоко интеллигентный человек, до безумия любящий все красивое, пристрастный ко всему художественному и недолюбливающий условности, мелочность, а в особенности дисциплину.
Как ей будет его недоставать. Раз или два за последнее лето его ласки и поцелуи возбудили в Вероне ответное желание, испугавшее ее своей силой. Но она ни разу не потеряла контроль над собой. Она не разделяла взгляды Стефана на брак, легкое отношение к тому, что в викторианскую эпоху называлось «грехом». Она была воспитана в традиционной семье, и хотя сама была художницей, уважала строгие границы морали!
Стефан по-прежнему не обращал на нее внимания.
Верона робко подошла к нему и заглянула через плечо.
Это был портрет Пэтси, дочки привратника, живущего на первом этаже. Девятилетняя девочка с удивительно светло-голубыми глазами и дикими джунглями кудряшек, словно вырезанными из черного дерева. У нее было обаяние эльфа – грязного и озорного. Стефан схватил всю ее проказливость и красоту, взявшихся бог весть откуда. Отец девочки был пьяницей, а ирландка мать – неряхой. Но портрет был просто потрясающ. Верона забыла вдруг все свои печали. Все, что в ней было от художницы, вдруг заговорило острым предчувствием.
– О, Стефан, просто восхитительно. Это будет лучшая вещь на твоей выставке.
Стефан не обернулся к ней, чтобы ответить, но девушка видела, как он слегка приподнял плечо, макнул кисть в бутыль с пиненом, вытер ее о тряпочку и, сделав шаг назад, наскочил на Верону.
Стефан извинился, все еще не глядя на нее и не отрываясь от портрета.
Сердце Вероны вдруг сильно застучало, бледные щеки порозовели и она возмущенно заговорила:
– Нельзя ли зажечь огонь, здесь ледяной холод. Я замерзла.
Стефан обернулся и посмотрел на нее. А потом, поклонившись, с преувеличенной вежливостью ответил:
– Прошу прощения, но я не чувствую холода. Но если вам угодно, я сейчас же затоплю.
Он снял очки, порылся в кармане и вытащил две банкноты в полкроны и одну десятишиллинговую. Затем чертыхнулся себе под нос.
Верона сразу же нашла свою сумочку и выудила шиллинг.
– У меня есть один, Стефан.
Он взял деньги и затем сунул ей полкроны.
Верона пыталась вернуть монету.
– Не беспокойся, пожалуйста, мне не нужна сдача.
Стефан отказался взять у нее монету и положил шиллинг в счетчик.
– Возьми шиллинг и шестипенсовик и отдай беднякам, когда пойдешь в воскресенье в церковь, – иронически проговорил он, поднося спичку и зажигая газовый камин, который тут же шумно зашипел.
– Боюсь, что я сегодня не слишком гостеприимен. – добавил он. – Скоро я поставлю чайник. А вот перекусить у меня нечего. Ты не возражаешь?
Верона закусила губу и скривилась, словно собиралась заплакать. Она проговорила;
– Что ты имеешь в виду, когда говоришь о церкви?
Стефан сунул руки в карманы и угрюмо посмотрел на нее.
– Я полагаю, ты теперь будешь регулярно посещать церковь, раз уж ты решила порвать все связи с языческим миром искусства и стать высоко респектабельной женой офицера Его Величества.
Верона глотнула воздух.
– Ты недоволен, Стефан?
– Несомненно. Не могу сказать, что я от этого в восторге.
– И все-таки, почему мир искусства должен быть языческим? Разве нет художников, которые посещают церковь?
Стефан рассмеялся, но смех его был горьким.
– Деточка, не надо анализировать. Я не собираюсь вступать с тобой в дебаты на тему:
«Должен художник ходить в церковь или нет?»
– Нет, ты просто хочешь нагрубить, – ответила девушка.