28 
– Боюсь, я не могу согласиться с тобой, – холодно ответил он.
– Я не вижу оправданий его поведению. Если он не хотел жениться из-за отсутствия средств, да – это я могу понять. Но он не имел права просить тебя жить с ним. Это чертовски оскорбительно. Такая девушка, как ты! Боже милостивый!
– Ну, неважно, хорошо или плохо выглядит Стефан в твоих глазах. Это не имеет значения. Ты с ним никогда не встретишься.
– Он похож на полного слабака. Такому парню нужно бы послужить в армии. Там бы из него сделали человека.
Верона была слишком расстроена, чтобы найти последнее замечание забавным, но ощутила желание защитить Стефана.
– На самом деле, если хочешь знать, он служил во время войны на флоте. На подводной лодке… Его ранили. Он лечился в госпитале.
Форбс пожал плечами.
– Удивительно слышать это. Я думал, что флот мог бы вбить в него хоть немного здравого смысла. Ну, в общем, это несчастье, и я не знаю, что сказать тебе, Верона.
Девушка бросила на него робкий взгляд. В ее глазах блестели слезы.
– Я должна была сказать тебе, правда? Было бы не правильно выйти за тебя и ничего не сказать.
– Нет, конечно, нет. Ты очень честная. Большинство девушек промолчали бы.
– Я никогда не жила с ним, ты знаешь, Форбс, – произнесла Верона низким голосом.
Квадратное, загорелое лицо Форбса вспыхнуло.
– Я уверен в этом. Но это меня не волнует. Меня беспокоит то, что ты поехала повидаться с ним накануне нашей свадьбы. Должно быть, ты все еще любишь его.
Верона судорожно глотнула.
– Какая-то часть меня. И, однако, я люблю тебя, Форбс.
Он потер затылок.
– Мне все это непонятно, дорогая. Я не понимаю тебя. Не можешь же ты любить двух мужчин одновременно.
– Никто не может, – прошептала Верона. – Но я передумала… хотя мне очень стыдно. Что бы я не чувствовала к Стефану, я очень хорошо отношусь к тебе… но по-другому.
Форбс смущенно посмотрел на нее.
– Ты хочешь сказать, что выйдешь за меня, если я не отступлю?
Верона задержала дыхание. Она чувствовала, что приближается большой кризис. Ее нервы сдавали.
– О, Форбс, – произнесла Верона, – я не могу справиться с собой. Наверное, я глупая, но думать трезво не могу. А ты? Ты хочешь жениться на мне после всего, о чем я тебе рассказала?
Форбс глубоко вздохнул. Для него это тоже был критический момент. Внутренний голос советовал ему порвать все и бежать… подсказывал, что, несмотря на большую любовь к этой девушке, жениться на ней было бы безумством после того, как она призналась в своей любви к другому человеку. Форбс был неважным психологом. Его не интересовали взаимоотношения между людьми. Он не мог представить себе, что мужчина, завладевший умом и воображением той или иной женщины, как Стефан завладел умом и воображением Вероны, значит для нее гораздо больше, чем тот, кто обладает ею физически. Форбс чувствовал большое облегчение, зная, что Верона чиста и безупречна, какой он ее всегда и считал. В этом смысле она осталась девственной Вероной, которую он в свое время выбрал себе в жены. Вероной, которую он мог уважать и любить. Это очень много значило для Форбса.
Хотел ли он по-прежнему жениться на ней? Это был острый вопрос. Конечно, хотел. Конечно, он мог забыть того парня. Она была бы полностью преданна ему, своему мужу. Благодаря своей простоте и самонадеянности, Форбс был уверен, что сможет добиться этого.
Он наклонился вперед, взял руку Вероны и сжал ее.
– Верона, дорогая, – произнес он взволнованным голосом, – ведь ты не хочешь все отменить, правда? Ты по-прежнему хочешь выйти за меня?
– О, Форбс! – воскликнула она. – Ты действительно еще любишь меня, зная, как я плохо вела себя сегодня?
– Не так уж плохо, ангел. Иногда такое случается. Ты слишком чувствительна, дорогая, вот в чем твоя беда. Ты ведь всегда жалела этого парня, правда? Он кажется мне странной, жалкой личностью.
Верона закрыла глаза. Она никогда не назвала бы Стефана «жалким». Странным – иногда, но никак не жалким. Конечно, Форбс ошибался. Не чувствительность заставила ее полюбить Стефана. Она смотрела на него, думала о нем, как о самом прекрасном человеке в мире. Другие думали тоже так же. Такие люди, как Джеф Харланд, который сам являлся превосходным художником и вышел из почтенной семьи, которую одобрил бы даже Форбс. Он был сыном судьи. Судья кое-что понимал в живописи и попросил Стефана сделать портрет его жены, посчитав художника самым талантливым. Это был один из первых триумфов Стефана. Многие верили в него. Но никто никогда не мог жалеть его.
28 
